У лича было более чем предостаточно вариантов, чтобы обзавестись некой весьма ценной вещью, поэтому Аунар даже не удивился, а лишь порадовался за удачливого Карбьера, который, впрочем, и ему кое-что нашел – кожаный дублет пришелся некроманту впору, защищая в известной степени от холода, да и внешне одежда ему тоже нравилась. Кроме того, на добычу ему грех было жаловаться, один череп той лесной твари чего стоит. Но, теперь и Аунара тоже разобрало любопытство, ведь было действительно очень интересно, чего это такого лич там раздобыл, да еще и прятал столько времени.

Странное дело, но в “Морском Орле” темный эльф сразу чувствует себя куда спокойнее. Может, дело было в самих размерах заведения? Здесь, как ни крути, а такую толпу как в “Пьяной Вишне” уж никак не выйдет разместить. Полностью расслабиться, впрочем, Аунар себе позволить не мог, но вот временно снизить бдительность – вполне, тем более, что мимо деятельного Карбьера, который никогда не спит пробраться было весьма и весьма трудно, не говоря уже про его мастерство Культа смерти, которым он мог бы посоперничать разве что с ним самим. Ну а пока, в ожидании обильного и вкусного ужина да доброй выпивки он внимательно слушал лича.

–  Ну и ну. Мне доводилось слышать о таком, хотя воочию еще ни разу не встречал. Но, я имел дело с убийцами, использующими чародейские зелья невидимости, у них в чем-то схожие принципы действия. – Некромант широко ухмыльнулся, наблюдая за исчезновением Карбьера. – Великолепное приобретение или, вернее будет сказать, находка. Пока кто-то догадается, в чем дело, можно уже улизнуть или наоборот, нанести решающий удар. Теоретически, невидимку можно обнаружить, использовав круговое заклинание, наносящее урон по большой площади, но сперва ведь надо знать, что этот самый невидимка где-то неподалеку. В виду редкости таких предметов или зелий мало кто будет ожидать этого.

Прекрасный артефакт, который можно было использовать там, где нельзя было колдовать или применять Культ смерти без риска быть обнаруженным. Например, как сейчас, в городе. Да, некромант и сам умел сливаться с тенями, но только ночью или под землей, помогая себе колдовством – при тщательном и успешном выполнении заклинания “Покров ночи” даже самый внимательный взгляд не заметит скользящую вдоль стен тень, но такое заклинание требовало темного времени суток, не говоря уже про риск обнаружения святошами, ну а днем, при ярком свете солнца оно и вовсе было бесполезным.

Из интереса Карбьер прохаживается по комнате, и его друзьям слышно, как неуверенно звучат его обычно твёрдые шаги. Тихо поскрипывают половицы, принимая на себя его вес, но паузы между этими звуками каждый раз разнятся. То короткие, то длинные, как если бы лич не был уверен, что не упадет на ровном месте. Его волнение, однако, оправдано: без возможности видеть своё тело, простейшие движения превращались в азартную игру, в которой нельзя было с точностью предугадать последствия собственных действий.

Только заметив странное выражение на лице сестры, он останавливается, без всякого зазрения совести всматриваясь в мягкую печаль, осевшую на дне голубых глаз. Конечно, Керастес тут е поясняет свою реакцию, но взгляд Карбьера ещё долго цепляется за эту неуловимую печаль. Разве можно было помыслить, будто мантия сможет всколыхнуть в ней воспоминания о прежних днях? Он прикрывает глаза, отворачиваясь – несмотря на множество схожих черт, было между ним и Архаас одно довольно весомое различие. Её раздирала тоска по дому, тоска о славном прошлом, которое она всем сердцем желала вернуть, а вот названный брат от своего прошлого желал убежать, так страстно и отчаянно, что готов был принять участие в самых сумасшедших её авантюрах. Быть может, это была попытка восполнить то, чего он сам никогда не имел?

Неприятное чувство всколыхнуло его мысли на миг, прежде чем рассеяться дымкой едкого тумана: а не пытается ли лич занять в сердце Керастес место, принадлежащее совсем другому человеку? Ему стало не по себе, и Карбьер поспешил отмахнуться от тягостных размышлений. Возможно, в другой раз.

– Для обнаружения невидимки есть много методов, раз уж на то пошло. То же чтение ауры и поисковые заклинания. Хотя, можно понадеяться на моё скромное преимущество в этом вопросе: так же как враг не ожидает встретить невидимку, так же он не может рассчитывать на встречу с мертвецом. А такие заклинания, по большей части, ориентированы на живых. Разве что нам не повезет наткнуться на некроманта, который в два счета обнаружит филактерию лича?

Ухмыльнувшись в тон Аунару, Карбьер вновь переводит взгляд на сестру, теперь уже удивленный.

– Крем? – Не сразу поняв, о чем речь, он, теряя осмотрительность, натыкается на край кровати, который в обычных обстоятельствах не задел бы. Слышится звук удара и тихое чертыханье, скорее от неожиданности, нежели от боли – Ах, ты про тот крем, который помог бы мне скрыть метки? Знал, что ты не стала бы терять времени понапрасну…

Его обрывает стук в дверь, и лич замирает, не издавая более ни звука. 

Как только девушка уходит, он заливается смехом, словно мальчишка, довольный удачной шалостью, и, сняв мантию, опускается на один из стульев, стоящих за столом. До чего же всё-таки нужная в хозяйстве вещь! Иной раз скрыться от погони или от лишнего внимания она поможет просто отлично.

Отредактировано Карбьер (2020-09-28 17:20:30)

Огнегрива не привыкла зацикливаться на воспоминаниях, сколь бы сладки ее душе они не были. Прошлое останется в прошлом, даже если ей удастся вернуть своему народу хоть толику былого существования. Да, есть много вещей, которые напоминают ей о чем-то, но у кого не будет этого балласта, спустя столько-то лет? Она научилась отпускать людей и эмоции, когда того требовала жизнь - она не остановится вместе с ней.
Так было и с девушкой, о которой джинн забывает, едва распрощавшись.
- Алкоголь погружает меня в пучины ностальгии, относитесь к этому попроще. Я мало о чем сожалею, пока вижу наступающее «завтра». - пожимает плечами уже с веселой улыбкой рыжеволосая, тут же разливая вино по бокалам и выпивая добрую половину содержимого своего. В горле что-то страшно пересохло.
- Ну надо же, новость: до нас кто-то бывал! - восклицает иронично Огнегрива, но смеется совершенно искренне, будто ему можно было попросту сказать, что так и было, а история - не легенда, но быль, сокрытая памяти веками забвения. Шпилька попадает в самую цель, но, откусив кусочек сыра и съев несколько оливок, джинн продолжает, уже куда мягче, но не уставая подшучивать над нарочито серьезным супругом: - Тебе бы издавать свои рассказы, что за талант пропадает под этой темной мантией. Гляди и монет в кармане звенело бы побольше для такой жены, как я!
Но ее пронзительный взгляд вонзается в Карбьера, когда рука пододвигает к брату, снова видимому и веселому, травы.
- Конечно, все для тебя, да еще и за скромную плату - мы все еще не услышали ту самую историю, которая раскроет Моргорад для нас с другой стороны. Ведь так и будет, да? Без бед не бывает хороших историй. - она допивает вино, после чего заново наполняет бокалы и подбрасывает загоревшееся в ладони полено в камин.
По ту сторону больших окон комнаты - веселье и зарево фонарей, свежий бриз и корабли, пляшущие на волнах в такт музыке. Огнегриве иногда даже нравилось такое спокойствие, как сейчас. Безмятежное, наполненное весельем, оно было до того мимолетным, что ценилось ею на вес золота.
А истории только еще сильнее красят холодные ночи.

– Не будет откровением узнать, что до нас жили и другие. – Невозмутимо ответил некромант, отпивая вино из своего бокала и принимаясь за горячий ужин. – Куда интереснее узнать о причинах такого падения, отката цивилизации обратно в пещеры. Ну а что до писательских способностей, то вы мне явно льстите. Но даже если и правда у меня присутствует некий талант – проку-то от него немного, ведь чтобы издать даже одну книгу надо иметь деньги и связи. Ни того, ни другого у меня нет. Однако деньги можно и иначе заработать, не переживайте.

Заговорщицки подмигнув жене, темный эльф продолжил ужинать, слушая теперь уже лича. Да, досталось же этому городу, оказывается. Аунар лишь краем своего заостренного уха слышал о подобных бедствиях, но чтобы такое происходило в этом веселом, процветающем городе? Впрочем, внешний вид зачастую бывает обманчив, ему ли не знать об этом. Еще было странно, что темный эльф не ощущал эманации самой смерти, не почувствовал что-то мрачное, угрюмое и устрашающее. Скорее всего это было попросту потому, что некромант тщательнейшим образом избегал использовать свою магию, усилием воли заставив на время обходиться вообще безо всякого колдовства, вместе с тем теряя способность ощущать вот такие, казалось бы, очевидные вещи. Кроме того, это ведь было довольно давно, так что ничего удивительного или постыдного здесь не было.

– Ну и история. Два века ведь срок немалый, – изрек темный эльф. – Надеюсь, что эта неделя пройдет спокойно, без возвращения Чумы.

Взгляд Карбьера приобретает странные оттенки, когда Архаас озвучивает свой комментарии. Было ли это его собственным наваждением, но в её улыбке ему виделась едкая желчь злорадства, от которой становится не по себе.

– Да-да, без ответственного доктора, своей фальшивой вакциной сгубившего немало невинных жизней, Фирс действительно был бы другим сейчас  – Тянет он с иронией в голосе – Впрочем, не могу сказать, что не понимаю его. Когда самому терять уже нечего, а единственным людям, которых любишь, угрожает смертельная опасность… не знаю, хватило ли бы мне духу поступить так же. Слышал, он до беспамятства любил свою молодую жену.

Чтобы не сказать лишнего, лич прикусывает щеку с внутренней стороны и отводит от сестры глаза, в которых плещется нечто схожее с разочарованием и бессилием. Он ничего не может изменить в её взглядах на мир, ведь Керастес уже больше тысячи лет и ненависть к луне, лишившей его названную сестру славного прошлого, для неё была вполне оправдана. Но была ли она оправдана к детям луны? Существам, никак не причастным ни к событиям давно ушедших дней, ни к её воле сейчас: не в их силах было выбирать, под чье покровительство они попадают, рождаясь на этот свет.

Чем они в сущности отличались от детей солнца?

Этого ему, глупому сыну луны, увы, не понять. Потому и судить её он не смел – отвращение Буревестной горечью невысказанных слов оседает на его собственном языке. Может, и над его горем она бы хохотала до слез.

– Как знать – Карбьер пожимает плечами и, подхватив мешочек с травами, встает из-за стола. Событиями сегодняшнего дня он был сыт по горло, и теперь ему требовалось немного отдохнуть, приводя мысли в порядок. Ах, как же жаль, что проход в Фантасмагорию был для него закрыт! – Если город вновь оцепят, то сбежать будет и впрямь непросто. Доброй ночи, друзья.

Кивнув на прощанье, он скрывается за дверью, плотно прикрывая её за собой. Дурная всё же привычка, вечно сгущать краски.

Горечь на лице Карбьера слишком очевидна, чтобы ее игнорировать: он совершенно не умел скрывать то, что творилось у него на душе от ее неосторожных слов. И не то чтобы Огнегрива имела ввиду нечто такое, вполне возможно, что ее цинизм оправдается даже раньше, чем они покинут этот город. Дело не в Луне или Солнце, дело в том, что этот мир уже не будет таким, как прежде.
Здесь либо ты, либо тебя. И Огнегрива научилась принимать свою роль, со всей ее беспощадностью.
Уже в дверях она улыбается брату.
- Есть вещи, в которых нам не понять друг друга. Но если ты хочешь знать - я расскажу вам в следующий раз историю о ведьмах и кострах... или что-нибудь о распятиях на раскаленных скалах, у меня богатый опыт. Вы оба можете относиться к чему угодно как хотите, как я и говорила. - отмечает джинн, после чего добавляет задумчиво: - Возможно, именно для этого мы собрались вместе? Чтобы у меня был повод хотя бы чуточку любить детей луны, а не разочароваться в них полностью. Спокойного отдыха, братец.
Заперев дверь за Карбьером, Огнегрива возвращается за стол лишь чтобы выпить вина, после чего садится на небольшой табурет у туалетного столика. Она вовсе не выглядит уставшей, будто этот нереально занятой день никак не утомил огненное создание. Или как будто даже за чужим лицом Архаас могла спрятать совершенно все, из-за чего ее пренебрежение людьми кажется насмешливым цинизмом.
Еще по взгляду Аунара, которого видит в отражении зеркала, она понимает: сейчас будут вопросы. Удивительно, насколько идентичны были их лица - темного эльфа ей удавалось читать с такой же легкостью, как Холгейра. Это немного тешило ее самолюбие, но не более. Осознавать, что ничего, абсолютно ничего не осталось, было испытанием не из легких. Но ответить на его вопросы оказывается легко. А чего она, собственно, ждала?
- Теперь я отношусь к этому совсем как к одежде. Но, безусловно, я понимаю, что для других это не так легко. - просто и спокойно отвечает Огнегрива, с любопытством глядя ему в глаза, будто ожидая реакции. - Не думаешь ли ты, будто мое обычное обличье - настоящее? О, нет, Карбьер видел настоящее и я не уверена, что хотел бы увидеть еще раз. Это привилегия тех, кто переступает грань жизни не телом, а духом. Пожалуй, в восприятии других существ мы, как и Боги, вполне справедливо можем называться чудовищами, нас нелегко выносить. Просто у нас есть исходная форма, удобная для глаз окружающих и для нас самих, чтобы осознавать себя... отдельными.
Безусловно, все было далеко не так жутко, если взять то, что помнил Карбьер. Она не была буквально «чудищем с десятью головами», это было скорее странно... видеть и не видеть ее одновременно, будто сама Керастес существовала отдельно от собственного тела, одной ногой в мире душ и призраков. Размытая золотая фигура, чье лицо меняется каждую секунду, - вот чем она была для всех духов.
Действия Аунара удивляют ее, но слова - расстраивают. Огнегриве не слишком нравилось, что он подмечал и озвучивал то, от чего ей бы хотелось откреститься... если не самой для себя, то в чужих глазах так точно.
Что будет, если признать: да, это так.
Она смертельно устала, но как говорится: «Сама впряглась в дело - плыви вперед смело». Это лишь последствия ее выбора, который можно было и не совершать вовсе, оставив его, Карбьера, мир в покое. Оставив все это как было. Как должно было быть в глазах прорицателей всего мира, кроме одного.
Его руки обнимают крепко, и это дарит минуты покоя, минуты расслабленности, в которой ей буквально хочется закричать: «Ты же понимаешь! Понимаешь все то, чего никто понять не может?!». Но Огнегрива молча поворачивается на стуле и с улыбкой тянет его вниз за прядь длинных белых волос, вынуждая присесть рядом с собой. Смотреть ему в глаза, не задирая голову, было куда проще.
- Возможно, гадалка была не так уж не права? - задумчиво говорит рыжеволосая, мягко касаясь щеки эльфа. Ее голубые глаза наполнены озорством, а не легкой искрой хитрости, присущей настоящей Керастес. - Просто забудь, дорогой, пусть тебя это не тяготит. Снег был бы неплохим вариантом, я имела честь испробовать куда большее разнообразие методов убийства, но, как видишь, достаточно живуча и умею прощать. Можно сказать, я даже люблю всех живых существ, я снисходительна, в отличии от остальных. Поэтому я здесь, пытаюсь доказать, что ад - это рай, в котором для нас все еще есть место. - конечно, она имеет ввиду остальных представителей Архаас, ведь их было куда больше двоих.
И не похоже чтобы все они, включая Мирану, были особо воодушевлены ее попытками. С легкой руки богини у них было бы куда меньше проблем и куда больше ответов.
Место должно быть. Иначе все сбудется, и они уже не увидят прежнего мира.
Мягкое прикосновение ее пальцев на прохладной щеке темного эльфа сменяетя теплыми губами. Этот поцелуй практически невесомый, он бы и не заметил его, если бы она не наклонилась: выглядело это скорее так, как будто Огнегриве захотелось прошептать ему какой-то секрет.
Но она молчит, и вместо этого теплые губы без труда находят его собственные в полутьме. Это удивительно легкий, ласкающий поцелуй, потому что джинну не хотелось его дразнить. Горячая ладонь снова обжигает щеку. Ей просто нужно было сделать то, чего хотелось здесь и сейчас, впервые за долгое время. А единственным ее желанием в эти минуты было поцеловать Аунара, чтобы посмотреть, что он может – только говорить и знать или еще чувствовать и верить. Потому что самой Вестрейе хотелось верить, что когда-нибудь он сможет почувствовать к ней то же самое, что и когда-то. Не слишком ли поздно?
В этом поцелуе не было намека на продолжение, они оба понимали: не место и не время, особенно с учетом того, что некромант толком и не привык к ее станной, изменчивой природе.
А Огнегриве не хотелось, чтобы его чувства принадлежали ее одежде, будь то очаровательные кружевные рукава или роскошное платье.

Поцелуй остается на их губах кисло-сладким привкусом вина и фруктов. Огнегрива тихо смеется в ответ на слова эльфа, но впервые за долгое время в этом смехе нет и следа насмешки.
- Боги отнюдь не прекрасные существа, а я - точно такое же существо из плоти и крови, отнюдь не божественное. - говорит рыжеволосая, хотя слова некроманта льстят ей. Похоже, определенная наследственность в поступках и словах имели место быть. Но сейчас они оба оказались в непростой ситуации.
Джинну было сложно не воспринимать его как Холгейра. Ему - разлядеть настоящее за ее текущей маской. Можно сказать, это недопонимание было неплохим плацдармом к пониманию... им предстояло разделить чувство и мысли, но из всех привычных разумным расам способов этот был одним из самых извращенных. Этим, в какой-то степени, можно было объяснить странное развитие их отношений.
Огнегриве не хотелось думать о том, что они просто оказались в лодке, где из любви нет выхода. У Аунара ведь он был. И она изначально не видела смысла скрывать это. И темный эльф делал его снова, целуя ее в ответ. Хмель добротного вина разгорячил Вестрейе кровь, и страстное желание захлестнуло ее с головой, но за годы скитаний она приловчилась обуздывать даже самые честные порывы своей души... и тела.
Она будто снова засыпает. И тут же оказывается во тьме Бездны, где ей доступен целый мир. Но сегодня это состояние не пугает, потому что Огнегрива не одна, а чужое присутствие – желанно. Уверенность сжимающих ее рук пробуждает реальные чувства, а горячие ладони движутся по коже, замирают, вызывая томное ожидание и срывающийся шепот: продолжай, пожалуйста!..
Он не продолжает. Джинн ему благодарна за эту сдержанность, а своему языку не благодарна совсем, и потому прикусывает его посильнее.
Аунар понимает, хотя и не слишком охотно, когда их взгляды встречаются снова. Но ничего не могло быть легко. Они возвращаются к столу, и у рыжеволосой нет ни желания, ни причин отказываться от его нежности. Она позволяет усадить себя на чужие колени и даже не отпускает ни одной шпильки, проявив настоящий героизм в сдержанности: молча принимает протянутый бокал, опустошает его и вторит молчанию супруга, потому что им было нечего сказать друг другу... или слишком много того, о чем придется долго спорить, а их пьяные от вина сердца и разумы на это не способны.
Это было приятно: просто отдыхать, не задумываясь о завтрашнем, преисполнившись тепла и желанного присутствия кого-нибудь еще, кто понимает ее. Молчание не обременяет их грузом ненужных мыслей, и двое заканчивают очередную бутылку вина, а затем отправляются спать.
Их отношения становятся куда спокойнее, чем были вчера. Но все еще недостаточно для того, что предстоит завтра. Однако, важно уже и то, что они нашли в себе силы подавить гордыню и попытаться.

Сон не приносит особого спокойствия. Да, он крепок, но назойливый шепот в ее голове не смогкает даже на секунду, будто выпитое вино подтачивает ее внутреннюю стену, которой Огнегрива предпочитала отгораживаться от своих спящих братьев, сестер... и богини лично, ибо ее шепот был криком о том, что у нее ничего не получится. Все попытки - тщетны, их никогда не оставят в покое.
Проще отомстить. Но проще ли следовать жалкому примеру тех, кто уничтожил их в прошлом?
Да, они не помогут ей, кому нужна вздорная младшая сестра? Но уж чего, а веры и опыта у нее было куда больше старших Архаас. И все же ночь проходит отвратительно, а утро приходит с тяжестью во всем теле и ужасной сухостью во рту.
Тело будто свинцом налито: когда Огнегрива пытается поверхнуться на другой бок, она буквально перекатывается, руки и ноги онемели. Это чем-то похоже на лихорадку, но стоит ее взгляду уловить близкое присутствие Аунара, такого беззащитного и спящего, как становится ясно - она не столько больна, сколько смертельно голодна.
И уже не может ждать.
Джинн буквально наваливается на спящего темного эльфа, ее рыжие волосы обжигают темную кожу, как и руки, но вопреки безумным карим глазам, которые он видит первыми по пробуждении, она не нападает на него.
- Мне нужна кровь. Уже сейчас. - говорит Огнегрива, но предоставляет ему самому выбирать.
Вот уж точно: утро начинается не с того завтрака.

В отличие от своей непутевой жены Аунар прекрасно выспался, но вот пробуждение было достаточно неприятным. Он даже сперва подумал, что она заболела чем-то серьезным, быть может даже той ужасной чумой, о которой перед сном рассказывал Карбьер. Но нет, все оказалось проще, едва он услышал слова Керастес. Кровь, ну конечно же.

– Тебе тоже доброго утра. Да, разумеется, сейчас-сейчас. – Некромант резко прокусывает нижнюю губу и обнимает жену, даря ей пылкий кровавый поцелуй, щедро делясь своей кровью и крепко прижимая к себе, кладя руки на обнаженные ягодицы рыжеволосой. – Но, этого ведь недостаточно, я помню.

Целовал он ее, впрочем, еще некоторое время, пока из прокушенной губы не перестала сочиться кровь. Затем некромант, отлично знавший анатомию и места, где можно наиболее безопасно сделать прокол, надрезает кожу на предплечье и тут же прижимает сочащуюся горячей алой жидкостью рану прямо к жадным губам Керастес. Немного доброго кровопускания с утра даже слегка ободрит, но тут важно было не переусердствовать, не то он в итоге завалится обратно в кровать.

С делами удается разделаться быстро, слишком быстро, чтобы сразу же после этого пойти будить товарищей. За годы постоянного бодрствования лич успел оценить важность сна, так зачем же лишать их этого маленького удовольствия? Уложив чистые одежды, которые только вчера приобрел в лавке каравана, в аккуратную стопку, а поверх неё – готовую мазь, Карбьер выглядывает в коридор, чтобы столкнуться с молодой леди, не ранее как вчера подававшей ужин в комнату Аунара и Керастес.

– Не изволите ли приготовить купальню для своего постояльца, любезная госпожа? – Просит он вежливо, и расторопная девушка, кивнув, слетает вниз по лестнице, выполняя поручение. Сам постоялец не спешит, зная, что в запасе имеет добрый час времени до того момента, как его могут хватиться.

Банные процедуры заметно повышают ему настроение, горячей водой смывая дурные мысли прошлого вечера. Правильно говорят, надо искать радости в мелочах – Карбьер искренне поверил этому утверждению, рассматривая своё вмиг ставшее более живым отражение в зеркале. Смазанные в подозрительном вареве пальцы робко касаются лба и в нерешительности замирают прямо посередине метки, откуда шли шесть черных лучей антрацитовой звезды. Он помнит, как пытаясь избавиться от неё, заживо сдирал с себя кожу, а она всё появлялась и появлялась, вновь и вновь, будто насмешка, выжженная в самой его сути каленым железом.

Напоминание об услуге. Напоминание о долге.

Мужское лицо преображается, когда оно исчезает: лич ещё добрую минуту не может отвести глаз от зеркала.

– Словно и не я вовсе – Шепчет он, спешно отворачиваясь от старого знакомого по ту сторону. Похож и отличен одновременно, это вызывало определенное чувство диссонанса в нём.

Очередь дошла до костюма, удивительно, но пришедшегося впору своего новому владельцу. Рубаха, дублет, камзол – всё это было пошито добротно и отлично село на худощавой фигуре Карбьера, делая его более статным. Ворот был украшен жабо, подхваченным неброской брошью, а тонкие пояски подобно змеям сплелись на талии. Под высокие сапоги положено было надевать кюлоты, так же нашедшиеся среди общей массы вещей – в таком виде было не стыдно и в высшем свете показаться, а ему всего-то и нужно, что представиться зажиточным иностранцем.

Бросив последний неуверенный взгляд в зеркало, лич решает надеть ещё и шляпу, наличие которой успело его немало удивить – он совершенно не помнил, был ли на том несчастном манекене головной убор. В любом случае, лишней в комплекте она не казалась, хорошо вписываясь в образ городского пижона и всё ещё прикрывая лоб мертвеца. Теперь уже для внутреннего спокойствия, нежели от нужды.

К покоям своим он возвращается как раз в тот момент, когда Керастес, уверенная в том, что её несносный братец находится по ту сторону двери, стучалась в давно пустующую комнату. Карбьер прочистил горло, пытаясь скрыть смех:

– Уверен, что объятья джинна огня – самые что ни на есть тёплые, моя дражайшая подруга.

Лич облокачивается плечом о стену, ожидая, когда обернутся его друзья, чтобы в излишне пафосной и формальной манере снять треуголку, удостаивая их приветственного поклона. Определенно, в нём погиб великий лицедей.

Купальня была предоставлена в распоряжение Карбьера по первому прошению, а вода в ней была удивительно горячей, что не могло не радовать после ледяных купаний в придорожных постоялых дворах. Юная дева, помимо одноногого старика, оказывается единственной служащей в гостинице, что немудрено: большая часть местных постояльцев была торговцами, которые приходили поздно, уходили рано, а в особом обслуживании не нуждались, ужиная и обедая за пределами заведения.
Огнегрива тем временем уже успела допустить, что какое-то неосторожное слово, сказанное ею по пьяни вчера, серьезно обидело брата, раз он не открывает дверь... но в итоге его голос доносится из-за ее спины, да так неожиданно, что джинн подскакивает за месте, схватившись за сердце.
- Луна спаси, ты зачем так пугаешь...? - она и не успевает досказать, когда замечает, что перед ней и не брат будто бы вовсе. Рыжеволосая смотрит на него с каким-то недоверием, словно внезапно он мог оказаться кем-то ее вида, но быстро приходит в себя от шутки Аунара о внешнем виде лича. На ее губах расцветает улыбка.
- Вы хотите согреться, высокий господин? Тогда идите и обнимите свою сестру! - с хохотом набрасывается на него она, объятия оказываются действительно обжигающими и очень крепкими, благо силы в руках джинна прибавилось после выпитой крови.
- Думаю, теперь ты выглядишь точно как аристократ, брат, и никакого подозрительного капюшона. Кто бы мог знать, что один крем так меняет человека? - с мертвого на живого, и впрямь как магия. Хотя Огнегрива не произносит этого вслух, все и так понятно. Они спускаются в холл, целиком готовые к предстоящим делам и к тому, что снаружи, помимо отвратительной осенней мороси, сохранилась праздная атмосфера. - Я планирую прикупить кое что для охоты, наверное нам стоит съездить завтра и посмотреть, как дела на равнине: боюсь, как бы незапланировано раннее наступление зимы не сорвало все наши планы, в холод ни одна эта противная птица не покинет гнездо.   
На том они и расстаются, договорившись встретиться в гостинице по окончании всех дел.

Им все же удалось разминуться с толпой, не без помощи Карбьера разумеется, который весьма недурственно ориентировался в этих кварталах. Первым делом они довольно долго толкались на местном рынке, закупая необходимые ингредиенты для особого зелья концентрации внимания, а затем уже материалы для создания перчатки особого образца. Причина была в том, что Аунар весьма придирчиво выбирал платиновые пластинки, которые должны были быть самой чистой пробы, да и шелк нужен был не абы какой, а наилучший. Некромант мысленно посетовал, что ему не удалось забрать все кости той лесной твари, а лишь череп, ведь тогда получился бы комплект уникальных доспехов из кости и металла, каждый элемент которого обладал бы особыми свойствами. Впрочем, даже будь у него достаточно костяного материала, то это не помогло бы, во всяком случае – сейчас, ведь на создание целого комплекта понадобилась бы весьма внушительная сумма денег, которой у них, разумеется, не было, поэтому Аунару придется пока что удовольствоваться лишь одной перчаткой.

Сваренное Карбьером зелье, которое лич с редким мастерством и притом весьма быстро приготовил из каких-то особых трав на вкус больше всего напоминало бодрящий чай, выпив который некромант ощутил невероятную легкость мыслей и обрел способность обращать внимание на такие детали и мелочи, о которых до этого момента даже не задумывался. Правда, действие этого зелья было довольно коротким, всего на пару-тройку часов, поэтому некромант принял его непосредственно перед работой в пустующей мастерской. Нетрудно было понять, почему – город ведь был погружен в бушующий океан празднества, и немудрено, что даже мастерские в этот период простаивали, ведь гуляли все, от аристократов до мастеровых, и именно поэтому им посчастливилось снять одну за довольно небольшие деньги.

Работал темный эльф с необыкновенным вдохновением, аккуратностью и предельным вниманием ко всему, что так или иначе касалось создания задуманного им предмета, ведь у него была только одна попытка, на вторую попросту не хватило бы денег, не говоря уже о том, что Карбьеру пришлось бы снова создавать для него зелье. Но, как оказалось, Аунар за долгие годы скитаний и сражений не растерял своих навыков, хотя это было понятно еще раньше, когда он, имея на руках весьма скромный набор инструментов и довольно скудные материалы сумел создать великолепные защитные очки, в которых к тому же смотрелся весьма стильно – по крайней мере, его спутники высоко оценили результат его работы. Теперь он должен снова постараться, чтобы не ударить в грязь лицом.

Когда действие зелья закончилось, закончивший основную и самую важную часть работы Аунар трижды проверил и трижды перепроверил результат, оставшись в итоге очень довольным, доводя уже лишь внешний вид до совершенства. В конечном итоге у него получилась костяная перчатка черного цвета для левой руки с хитроумным механизмом, задействовавшим к тому же скрытую в колдовской кости магию, коей была подпитка собственных жизненных сил носителя кровью поверженного противника. Некромант сразу разглядел большой потенциал в том черепе, и именно поэтому бережно сохранил его, итоге получая крайне полезный предмет. Им не раз и не два приходилось иметь дело с множеством врагов, и теперь эта жуткая перчатка здорово поможет в боях с подобными группами в будущем. Ценой смерти других он сможет лечить свои раны, полученные в сражении, надо лишь было вонзить выдвигающиеся из тыльной стороны перчатки бритвенно-острые шипы обсидианового цвета в свежий труп. Удобнее всего ему это было делать левой рукой, поэтому-то перчатка была именно для левой руки.

Не было совершенно ничего удивительного в том, что когда Аунар закончил работу, уже успело стемнеть, ведь в поисках наиболее подходящих материалов, потом еще нужных мастерских, а затем за долгой кропотливой работой прошел почти весь день. Темный эльф работал как заведенный, не чувствуя ни голода, ни усталости, в итоге с блестящими от гордости глазами надевая перчатку и проверяя действие ее механизма, готовый с почти маниакальной придирчивостью подмечать любые неполадки и шероховатости в работе. Как и ожидалось, шипы выскальзывали молниеносно, практически бесшумно, и именно так, как было им задумано. Некромант вдруг подумал со свойственной ему угрюмостью, что этот мрачный механизм порой даже будет спасать ему жизнь, пусть даже ценой жизни других, но они ведь все равно умрут, так зачем, спрашивается, пренебрегать столь ценным ресурсом? Теперь даже жизни уличных подонков, бандитов и прочей падали могут послужить благому делу.

– Ну вот, готово. – Это были первые слова за все то время, которые произнес темный эльф с тех пор, как начал свою работу, показывая ее личу и заодно подробно объясняя принцип действия мрачного, жуткого механизма. – Назову ее “Перчатка кровопускателя”. Никогда не был хорош в названиях, но зато сразу понятна ее суть.

Отредактировано Аунар Баэвиир (2020-10-03 19:51:52)

Сегодня лич безропотно принимает на себя роль проводника, понимая, что непривыкшему к быту города тёмному эльфу блуждания по людным улицам могут приносить определённый дискомфорт. Любопытство проскальзывает в малахитовых глазах, стоит его взгляду мазнуть по сосредоточенному лицу друга, когда тот придирчиво осматривает товар на рынке: были ли подземные города устроены по-другому? Какая там была архитектура, и как выживали редкие путники с поверхности в месте, где свет никогда не жаловали? О Подземье людям было известно так критически мало, что от допроса с пристрастием Аунара спасала лишь тактичность Карбьера, заменявшая ему в такие моменты голос разума.

Не время ворошить воспоминания о прошлом, да и не известно, как некромант мог бы на это отреагировать. У каждого из их троицы были свои скелеты в шкафу, которые они решались открывать друг другу по мере того, как крепли их доверительное отношения.

Чтобы не отвлекать Аунара от подбора материалов, лич сам вызывается купить нужные для отвара травы, экономя драгоценное в их положении время. Хоть в Моргораде они всего-то вторые сутки, это совсем не значит, что обговоренная с хозяином гостиницы неделя не пролетит, подобно мгновенью, в делах и заботах.

Приготовление обещанного зелья не отнимает и получаса: заранее засушенные травы достаточно просто истолочь в ступке да заварить в кипятке, получая, как и обещал лич, нечто очень схожее с чаем. Отличие только в ингредиентах, оставляющих на языке горьковатый, но, вместе с тем, бодрящий привкус галанды.

- Оно не будет действовать долго - Предупреждает Карбьер, передавая в руки Аунара ещё дымящийся напиток, и отходит в дальний угол снятой ими мастерской, дабы ему не мешать.

Оставаясь в одном положении практически до самого вечера, он просто прикрывает глаза, стараясь ни о чем не думать. Со стороны это, наверняка, жуткое зрелище: болезненно-бледный мужчина, будто фарфоровая кукла, сидит на своём месте, не шевелится и даже не дышит. Сам лич и не замечает странностей, увлекшись разнообразием окружавших его звуков. Среди них были и шумы, доносившиеся с улицы, и скрежет инструментов, которыми ловко орудовал некромант, и шёпот, тихий и потусторонний, слышимый лишь королём мертвых.

Веки он поднимает только после того, как Аунар, впервые за долгие часы работы, начинает говорить.

- И вправду, рассказчик из тебя отличный, а вот ономатет - посредственный - Беззлобно подтрунивает Карбьер, обращая все свое внимание на жутковатую перчатку - Правильно ли я понимаю, что свойства её вполне можно охарактеризовать как вампирические? Занятно-занятно, ранее такого плана мне встречались только клинки, гораздо более громоздкие, чем парочка бритвенно-острых лезвий. Признаю, работа просто ювелирная.

В гостиницу они возвращаются поздно, на улице уже успели зажечь фонари, однако Керастес на оговоренном месте не оказывается. Лича не успокаивают слова старика о том, что Огнегрива вновь ушла по делам - доки не были достаточно благополучной частью города, чтобы закрыть на это глаза. С каждым прошедшим часом он все более обеспокоенно всматривается в темноту за окном.

- Нам стоит её поискать - Хмуро предлагает Карбьер. Бес его знает, что могло произойти - им лучше перестраховаться.

Не стихавший ни на минуту шёпот становится громче, и лич, сосредоточенность которого выдавал остекленевший взгляд, смог различить в нем несколько чётких слов, послуживших подсказкой к дальнейшим действиям.

В попытке угодить, мертвецы говорят с ним наперебой, стоит только выйти на беспокойные улицы Моргорада. Они здесь на каждом углу, а теперь шепчутся и кивают: то туда, то сюда. Но главенство и тут остается за старшими - глубокий старик подходит к своему королю вплотную... и сам становится его зрением. Или только показывает то, что видят его глаза, а именно - шлейф из золотой пыли, осевшей то тут, то там. Карбьера будто вели вперед чужие воспоминания.
Ничего удивительного, что мертвецы начали говорить наперебой и ничего конкретного: для них Керастес была совершенно не похожа на описание рыжеволосого джинна, взятое из его мыслей. Она была тем, чего они инстинктивно сторонились, а старик просто оказался там же. Ее фигура казалась странной, но только потому что теперь лич мог разглядеть это существо как следует, пусть только со спины. Высокое и тонкое, оно передвигалось с удивительной грацией, а духи - будто обтекали его, это странное золотое чудовище. Хотя называть ее «оно» было бы в огромной степени не тактично, фигура все же была больше человеческой... просто слишком чудной на фоне серого города, да даже на фоне остальных духов
Она возвышается над праздной толпой, когда останавливается у причала и смотрит на море. Стоит на одном месте в доках очень долго, и хотя направление в целом было понятно, у этой фигуры не было лица, чтобы понять, что привлекло такое внимание. Тогда старик указывает скрюченным пальцем вперед - туда, где среди джунглей из мачт стоит корабль под алеющими в свете закатного солнца парусами.
Странно, но духи в этот момент будто все разом ощутили: корабль тоже видит ее. Так они и смотрели друг на друга, прежде чем золотая фигура, как диковинная ожившая статуя, продолжает свой путь, вниз, к причалу, но духи не преследуют ее, напуганные странной вибрацией.
Видение заканчивается так же внезапно, когда Карбьер достигает точки, в которой старик в последний раз видел странную фигуру. Лич возвращается к реальности, и в ней корабль под алыми парусами в темноте найти оказывается не так легко. Но он все еще стоит у причала, а двое молодцев сторожат вход.
На палубе, похоже, то еще веселье.