– Я уже догадался, что она там. Если будем действовать аккуратно, то охрана не придет. Увы, мы не можем пользоваться магией, но ведь мой меч все еще при мне. – Было, пожалуй, очень хорошо, что Карбьер не мог видеть выражения лица Аунара, искривленного жуткой гримасой кровожадности и злобы. Он запретил даже думать себе о том, что могло случиться с его женой на этой чертовой посудине, вместо этого направляя мысли в другое русло. – Да, есть у меня идея. Мы их всех убьем и вытащим незадачливую дуреху. Магию следует приберечь на самый крайний случай, но должны справиться и без нее. Кроме того, у нас преимущество, ведь эти подонки не видят в темноте. Правда, у них уже преимущество в численности, там их далеко не пару десятков. Но, само собой, что атаковать в лоб будет безумием, так что нам нужен план.

Было бессмысленно сетовать, что ни он, ни Карбьер не могу применять свою магию здесь, вместо этого надо было искать выход из этой непростой ситуации, да не мешкая. Можно было конечно прирезать этих уродов возле входа на корабль, но ведь надо было еще сделать это тихо, чтобы они не успели поднять тревогу, на которую выбежит десятка четыре-пять вооруженных людей. Как бы ни был ловок темный эльф, но с такой толпой не справиться даже ему, а насчет боевых качеств лича у него были весьма справедливые сомнения. У Карбьера не было даже кинжала, чего и говорить про мечи или посохи, так что здесь он будет сражаться один. Следовательно, сделать надо было так, чтобы против него было не более пятерых за раз.

– Вот что. Давай еще раз попробуешь с ними поговорить, ты у нас мастер на эти дела. Нам нужно попасть на корабль любым способом, придумай что угодно, пусть даже она должна нам сумму денег или что-то в этом роде, можем подкупить, угостить, отравить. – Эльф говорил едва слышно, но быстро и очень разборчиво. – Словом, идею ты понял. Нам главное попасть на сам корабль.

Лич хмурит брови – перспектива перерезать весь корабль ему не претит, но всё же кажется абсолютно безрассудной. Сколько человек на этом корабле? Если там заседают важные люди, то не меньше сотни уж точно, а толку от лишенного магии мертвеца в бою будет ой как немного. Увы, его физическое состояние оставляло желать лучшего.

– Хорошо – Он сухо кивает на предложение Аунара вновь поболтать с охраной и, обернувшись через плечо, видит, что в рядах её убыло: пьяного вусмерть молодца отправили обратно на палубу, а вот тот, что оказался крепче духом, всё ещё стоял на своём месте. С тонких губ слетает тихое хмыканье: молодой, ответственный – Жди здесь, я постараюсь решить всё без кровопролития. О, как бы не пришлось нам спешно покинуть Моргорад на этом самом корабле…

Прежде чем вновь отправиться на импровизированные переговоры, Карбьер устремляется прочь от доков, чтобы по дешевке купить выпивки. В дни фестиваля она была легко доступна, а потому небольшая подготовка не отнимает много времени: в одном из тёмных переулков он на глаз высыпает сонный порошок из своей сумки, надеясь, что отобранной дозы хватит, чтобы усыпить здорового детину.

Скоро худощавая фигура вновь мелькает перед взором охранника. Бледное лицо озаряет широкая улыбка, а руки держат две кружки пенного. Снотворное было подмешано в обе.

– Кажется, мы не с того начали наше знакомство, друже – Вальяжно устроившись напротив мужчины, лич протягивает ему выпивку – Прости мне мою навязчивость, но я ведь просто беспокоюсь об этой дурехе, понимаешь? Сестра как-никак, случись с ней чего, и не выдержит моё сердце, ой не выдержит! Ох и получит она у меня, пусть только на глаза попадется!.. Выпей со мной, друже, да не буду я тебя больше донимать.

Заканчивая свою заунывную речь глубоким и тоскливым вздохом, Карбьер прикладывается к кружке и наблюдает за действиями охранника из-под опущенных ресниц. Оказавшись на удивление хорошим актером,  лич довольно убедительно играл горюющего и посему уже не трезвого брата, тогда как на самом деле его обуревали совсем другие чувства: раздражение и нарастающая злость. Если с его сестрой и вправду что-то случилось, то ни одна причастная к содеянному душа не покинет это судно живой – в этом они с Аунаром были солидарны.

Отредактировано Карбьер (2020-10-05 17:55:38)

- Приятных кошмаров, прощелыга – Брезгливо бросает Карбьер, ногой отбивая покатившуюся в его сторону кружку, на дне которой тонким осадком белело подмешанное в избытке снотворное. Посуда укатилась к краю пирса и с тихим бульканьем свалилась в воду. Ныне путь их был свободен: единственное препятствие лежало без сознания, видя десятый сон. Оставалось только покрепче связать бедолагу да оттащить в ближайший переулок, чтобы глаза не мозолил.

Взмахом руки лич даёт понять Аунару – можно подниматься на борт. В пылу веселья никто не обратит на посторонних внимания, не в первые минуты, но действовать им следовало быстро и точно.

- Предлагаю разделиться – Начинает он, на ходу снимая с пояса мантию невидимости – Ты двигаешься в трюм, где обычно держат заключенных, если они имеются. Я – наверх, постараюсь выяснить, что к чему. Возможно, если мы выведем корабль из порта сейчас, когда половины команды нет на борту, то это хороший шанс разделаться с шайкой собравшихся здесь мразей.

Силуэт его растворяется в воздухе, стоит тонкой ткани коснуться широких плеч. Шаги, едва слышимые из-за гомона, царившего на борту, стремительно удалялись в сторону капитанской каюты, где с большей вероятностью заседали виновники всего торжества.

Моряки и впрямь не ждали гостей, но это вовсе не значит, что они не были готовы к их встрече. Внезапность нападения сыграла на руку Аунару, а его действия тут же всполошили толпу не слишком трезвых молодцев. Пираты тут же хватаются кто за сабли, кто за ножи, начинается суета, на которую мало кто обращает внимание: общий шум на корабле был такой, что не разобрать, где смех, а где крики боли. Да и что такое небольшая пьяная потасовка? Дозорные-то молчком.
Меткая атака темного эльфа пришлась как нельзя кстати: прямо в сидящих к нему спиной матросов, которым не удается избежать практически смертельных ударов, но оставшаяся троица уже готова давать отпор. Да, один из них и на ногах едва держится, а второй - задевает своим широким плечом бочку со спиртным, которая тут же разливает все свое содержимое на палубу. Сталь сверкает в огнях, освещавших корабль, когда они разом бросаются с воплями на Аунара, но их атаки - неумелые для опытного фехтовальщика, он с легкостью отражает их, нанося несколько ощутимых ударов в ответ.
Раздается свист, после которого некромант понимает: сейчас сюда примчится весь корабль. Да, моряки были страшно пьяны, но не настолько глупы чтобы не иметь собственных сигналов на случай любой беды. Они усмехаются ему в лицо с ликованием: их было больше, а значит расправа над этим дерзким убийцей - дело времени.
В этот момент и раздается взрыв, после которого люк на нижнюю палубу резко распахивается и чей-то голос вопит, совершенно отчетливо: «Горим!».
Работорговцы так и раззинули рты. Ведь насколько бы посудина эта ни была бесполезна, все знали очевидный факт: черное дерево не горит.

За минуту до взрыва Огнегрива понимает, что бежать особо некуда: она ловко уворачивается от ножа и перехватывает руку второго стражника, заламывая ее достаточно, чтобы оба нападающих встретились лбами посреди узкого прохода. Нож задевает ее, разрезая рукав рубахи, но джинн не чувствует боли, все ее существо наполняется агонией корабля, взрывается огнем и жаром... которые порождают взрыв такой силы, что дверь вышибает.
Корабль хочет этого, а потому обшивка без труда загорается, привлекая внимание стражников к куда более насущной проблеме... и кто-то наверху, едва почуяв дым, несется наверх. А Огнегрива - за ним, хотя на самом выходе ее перехватывают чужие руки и уже буквально тащат на верхнюю палубу.
И естественно, что когда Карбьер добирается до капитанской каюты, внутри обнаруживаются лишь двое: мог ли кто-либо из них быть капитаном корабля? Оба неизвестных еще не успели узнать о пожаре, а потому мирно продолжают напиваться.

Аунар даже бровью не повел, когда раздался взрыв где-то на нижней палубе – видать кто-то здорово разозлил находившуюся там Керастес, которую теперь найти было проще простого, да и она ему очень здорово помогла, подав весьма однозначный и недвусмысленный сигнал. Но, теперь надо было спешить ей на помощь, ведь некромант имел все причины сомневаться в ее неуязвимости. Да что там, раз ее сумели схватить и затащить на корабль, значит и управа на нее тоже имелась. Вот только разъяренная огненная ведьма-джин была последним, с чем хотели бы столкнуться эти негодяи, ну а про охваченного ледяной яростью темного эльфа вообще говорить не приходилось. Пора расправиться с оставшимися недобитками, да не мешкая.

Которые, к слову, были слишком дезориентированы, чтобы оказать хоть сколько-нибудь серьезное сопротивление, хотя и будучи отъявленными головорезами, они все же попытались напасть на него сразу втроем, используя преимущество в числе, ведь это только в дурацких рыцарских романах да детских сказках злодеи покорно и терпеливо ждут своей очереди, пока очередной слащавый герой в свойственной ему идиотской манере театрально разберется с ними. Нет, они напали все вместе, и если бы не мастерство фехтования, которое тщательно оттачивал Аунар еще с юных лет ему бы пришлось весьма туго, ведь к магии он по-прежнему не прибегал, полагаясь лишь на верный меч.

Атака бандитов была отчаянной, но все же недостаточной, чтобы даже поцарапать его доспех, не говоря уже про нанесение хоть сколько-нибудь значительной раны. С ними же некромант не церемонился, ловко отбивая сабли и вновь атакуя, его черный клинок снова запел свою высокую, свистящую песнь смерти. Обманный финт, за которым незамедлительно следует атака, и меч некроманта, описавший идеальный полукруг, вспарывает сразу два брюха, нанося смертельные раны еще двум бандитам, но вот третьего он лишь ранит в живот, пусть даже тяжело.

Отредактировано Аунар Баэвиир (2020-10-06 17:56:40)

Темноту за окном капитанской каюты рассеивает свет факелов приближающейся стражи - Карбьер напряжённо всматривается в эти огни, судорожно соображая, что ему делать. Бежать ли за товарищами вниз? Первому сбежать с тонущего корабля, понимая, что помочь он никак не сможет? До чего же все-таки отвратительной была черта их компании ввязываться во всякие передряги!

Поток мыслей заставляет потерять бдительность, и когда повисшую в каюте тишину разрезает громоподобный шум стеклянной бутылки, лич замирает на месте, будто мраморное изваяние. Лишь глаза его ошалело мечутся из стороны в сторону, ища пути отступления - только этого ему не хватало! Руки судорожно хватают книгу в толстой кожаной обложке, истрепанным видом своим напоминающую судовой дневник, прежде чем Карбьер ринется прочь от стола, едва уворачиваясь он нападения.

Пронесло!

На автомате он швыряет стоящий рядом стул в противоположную от себя сторону, совершая обманный маневр: пусть бандиты думают, что невидимый воришка улепетывает к выходу, в то время как сам лич, пряча шаги в грохоте падающей мебели, оказывается совсем в другом месте, затихая. Он ещё успеет осмотреться! Успеет найти что-то важное! Даже если это означает, что единственным путем к отступлению окажется раскрытое настежь окно.

Отредактировано Карбьер (2020-10-06 20:18:54)

Ему в пору ликовать - трюк удался, и один из бандитов не выбегает из каюты лишь потому, что слишком сильно приложился головой о пол, споткнувшись об катализатор переполоха, почти детской шалости на фоне того, что творилось в трюме корабля. Пол вновь содрогнулся, распространяя тревожную дрожь по всему судну, слишком неохотно поддававшемуся пламени.

Это давало отсрочку для побега и, к сожалению, фору стражникам, которые вот-вот поднимутся на борт.

Упавший моряк не успевает прийти в себя, ведь та самая бутылка с глухим звоном разбивается прямо о его темечко. Сейчас не до нежностей - чтобы выиграть ещё несколько лишних минут приходится действовать быстро и грубо.

Стряхивая с рук осколки стекла, Карбьер возвращается к своей первоначальной цели, перебирая всевозможные бумажки, что лежали на столе. Список, один из множества, бросается в глаза не сразу, но печать, подтверждающая подлинность и ценность документа, заставляет обратить на него внимание. Личу стоит больших усилий подавить в себе возмущение и злость - он узнал родовые имена, заключившие сделку с работорговцами. С некоторыми из них отец лично вёл переписку, не вдаваясь в подробности незаконной деятельности своих "коллег" - менталитет жаркой Фуги в этом плане отличался от Фирса. По крайней мере, здесь такие сделки старались скрывать, страшась взойти на эшафот.

Отличный материал для шантажа.

Список, сложенный вдвое, грубо вкладывается между страниц капитанского журнала, сминая пожелтевшие листы, и Карбьер тут же выбегает из каюты. Он держится края корабля, чтобы не быть снесенным испуганной толпой: прежде чем смыться отсюда, надо убедиться, что у него есть хотя бы какая-то возможность помочь Аунару и Керастес, все ещё находящимся в трюме.

Стража. Надо отвлечь стражу!

Спустившись на берег, лич бежит вдоль пирса, выискивая возможность плотно занять людей в форме, и фортуна вновь благоволит ему. Возле одного из торговых судов стоит товар, готовый к погрузке, но оставленный неосмотрительным хозяином в столь неблагонадежном месте, да ещё из без охраны. Как опрометчиво - одна искра, и легковоспламеняющиеся бочки вспыхнут, подобно лучинке...

Так и происходит. Стражам лучше заняться более насущными проблемами, если они не хотят, чтобы весь порт был охвачен пламенем. Потасовка подождёт.

Один из мальчишек оказывается удивительно прытким и хватает ее за рукав. А ведь лестница была так близко! В следующую секунду они оба наваливаются на нее одну, и даже новая вспышка огня не спасает от веса груды тел поверх собственного. Огненный шар попадает прямо на одежду одного из преследователей, моментально поджигая ее, но второй не торопится помогать другу.
Уж он понял: избавиться следует от причины проблем, иначе огонь не потушить никогда.
И хотя Огнегрива пытается извернуться, положение ее можно назвать практически безвыходным, поскольку крепкие руки опускаются на ее шею прежде, чем джинн была бы готова призвать огонь снова. Она колдовала слишком много, и это не могло пройти без последствий. Воздуха, оказывается, так мало! Ее руки цепляются за пол, но ногти только и могут что царапать доски, в то время как душивший ее матрос находится вне досягаемости. Второй моряк кричит в попытке потушить свою одежду, а затем летит к лестнице... чтобы буквально столкнуться с Аунаром, чей меч только рад получить новую порцию крови.
Ее дыхание похоже на хрип, силы оставляют все тело разом, но ее подбадривает корабль... точнее, те разрушительные эмоции, которыми он наполнял ее вместе с адреналином. Только это и позволяет рыжеволосой не потерять сознание к тому моменту, как ее, изрядно посеревшую, спасает так вовремя подоспевший некромант. Слишком увлеченный своим убийственным делом, матрос не сразу замечает его, а потому сходу получает глубокую сквозную рану, с криком скатываясь с распластанной на досках Огнегривы.
Едва обретя дыхание заново, она готова благодарить и Луну, и Солнце за существование чертова воздуха! Какое блаженство - иметь возможность вдохнуть! Чужие руки тянут ее вперед, и джинн не без труда встает, но тут же оглядывается в сторону, откуда валит дым. Огонь дальнем трюме уже успели погасить, а значит скоро на странную рыжеволосую женщину и темного эльфа непременно обратят внимание.
Хватка Вестрейи на ладони некроманта становится ощутимее, и вот уже она тащит его вперед, наверх.
- Быстрее! Здесь их слишком много! - кричит из-за окружающего шума джинн и было очевидно, что коридоры внутри корабля были сделаны специально для того, чтобы ни один проникающий сюда тайком не смог разойтись с обитателями. Стоило морякам выйти, и им не сбежать.
Но наверху, хотя и легче дышать без дыма, их уже поджидают, и к этому Огнегрива оказывается готова, поднимая вперед себя столб пламени, который тут же поджигает разлитую на палубе прямо подле люка выпивку. Матросы, с которыми до этого сражался Аунар, оказываются тут же, и их улыбки не обещают ничего хорошего - поджидали, но явно появление его трупа, а не живого эльфа. Первый страх схлынул, но огонь заставил их отступить от самого люка, в то время как у Огнегривы наготове новая атака - очередной огненный шар рассекает воздух, с треском ударяясь о мачту и стоящего возле нее моряка, а второй улетает высоко к парусам.
- На трап, быстро! - командует рыжеволосая, отвлекая внимание нападавших.
Корабль уже раскачался не на шутку, а потому им всем приходилось полагаться исключительно на удачу чтобы удержаться на палубе. Аунар буквально падает на трап и скатывается по нему на причал, после чего тот с треском ломается. Старания Карбьера не проходят даром: пожар в порту вызывает больше суеты, чем просто горящий в гавани корабль, а забраться на него было сложнее из-за горящего прямо у причала товара. Поняв это, стража принялась тушить огонь на суше, зазвонил сигнал бедствия.
Под ногами все скользит, и со следующим покачиванием корабля Огнегрива не удерживается на ногах: скользя к перилам и больно прикладываясь о них бедром. Оставшийся матрос не упускает такого шанса и несется прямо на нее, скользя с выставленным вперед мечом. У нее не осталось никакого пути к бегству, кроме одного: сигануть за борт.
И именно это она делает, буквально переваливаясь через перила до того, как удар настигнет ее, тем самым положив конец и попыткам спастись.
Вода принимает ее в свои ледяные объятия где-то по другую сторону от причала. Или это искры с парусов падают там в воду? Времени на раздумия у Карбьера и Аунара не осталось... если, конечно, им не хотелось потратить его на общение со стражей.
А уж блюстители правопорядка не будут разбираться.

Двое негодяев были слишком увлечены небезуспешными попытками скрутить Керастес, и это им даже почти удалось, но подскочивший некромант не дал им времени обрадоваться этому обстоятельству, первым делом подрубая ноги выбежавшего к нему навстречу охваченного колдовским огнем истошно вопящего разбойника (рыжеволосая времени даром не теряла), тем самым заставляя его рухнуть на доски с еще более громким воплем, после чего подскакивая к душившему девушку негодяю и с размаху нанося страшный удар снизу вверх, врубаясь мечом в пах и практически разрубая того пополам, меч беспощадного темного эльфа остановился где-то на уровне грудины, после чего Аунар резко вытащил клинок из корчащегося от невыносимой боли выродка, и поспешно помогая рыжеволосой подняться на ноги.

Приходилось бороться с желанием поубивать здесь всех самолично, но приходилось признать, что так темный эльф провозится очень долго, в итоге оказавшись между двух огней – разъяренными недобитыми матросами с одной стороны и городской стражей – с другой. Впрочем, у всей этой сволочи был весьма приличный шанс сгореть заживо вместе с их же собственной посудиной. Еще у Аунара не было времени размышлять о судьбе других возможных пленников, в голове мелькнуло лишь мрачное сожаление да горечь от того факта, что им он ничем помочь уже не сможет. Свою ярость и негодование он отчасти выплеснул на все еще горящего заживо матроса, который безуспешно пытался потушить огонь и уже истекал кровью, хлещущей из разрубленных ног. Ему проходящий мимо некромант страшно изрубил лицо, практически начисто срубив нижнюю челюсть и часть верхней, свободной рукой помогая жене опереться на него и придерживая ее.

Беглого взгляда на Керастес хватило, чтобы однозначно сказать – ей чего-то серьезного сделать не успели, да и похоже не было здесь таких смельчаков, чтобы попытаться изнасиловать огненную бестию, вот только она все равно выглядела изрядно уставшей, вероятно вложив в свое колдовство немалую силу, но тем не менее все еще колдующую, очень вовремя устроив пожар еще и на верхней палубе, заодно прихватив огненным заклинанием очередного недоумка, в то время как еще один, то ли отчаянный, то ли беспросветно глупый попытался было броситься на Аунара, но в итоге неуклюже споткнулся и напоролся на свой собственный меч. Некромант пнул вонзившего себе меч почти по самую рукоять в живот моряка ногой в лицо, брезгливо отпихивая падаль в сторону, но тут чертов корабль, будто бы вставшая на дыбы лошадь, сбрасывает его с себя, заставляя кубарем покатиться по трапу. Аунар тут же с проклятиями вскакивает на ноги и отыскивает взглядом Буревестную как раз в тот момент, как она прыгает в воду.

Здесь было неглубоко и недалеко от песчаного берега, интуиция подсказывала, что Буревестная объявится как раз там, где-то среди песков, куда не доставал свет от фонарей и разгоревшегося пожарища. На еще один пожар среди причала некромант даже не посмотрел, прекрасно зная, впрочем, чьих это рук было дело. Мантия невидимости делала из него великолепного поджигателя, не говоря уже про тысячу-другую иных применений. Похоже, у лича все было в порядке, раз он не только выбрался из капитанской каюты, а еще и пожар успел устроить. Сейчас им оставалось только бежать, благо все внимание было приковано к пылающему товару и охваченному пламенем кораблю, с которого доносились вопли десяток глоток горящих заживо подонков.

Темный эльф прикидывает расстояние и, разбежавшись по стене какого-то склада, делает от нее сальто, будто пружиной подброшенный, кувырком перелетая расстояние между пирсами, ловко приземляясь на другой, тут же несясь прочь, вовсе не горя желанием сражаться еще и со стражей, которая наверняка будет весьма многочисленна, да и вооружена куда лучше, чем эти пьяные подонки. Ну а Карбьер просто молодец, легок на помине, хотя ему пришлось побегать еще больше, делая изрядный крюк. Некромант тоже запыхался, но лич, кажется, сейчас вообще богам душу отдаст после такой пробежки.

– Ты вовремя. Она вон там, на берегу, на песке. Следуй за мной. – С этими словами эльф, похлопав друга по спине, снова принимается бежать в указанном направлении, еще одним кувырком спрыгивая с пирса уже на песок и несясь к жене. Да, можно было бы обойтись без всей этой беготни, попросту нырнув за ней следом, вот только Аунар плавал хуже орочьего топора.

Карбьер следует за Аунаром, и картина, представшая перед ними, ему совершенно не нравится. Он впервые видит Керастес такой разбитой, а потому замирает на мгновенье, не зная, как поступить. Слова утешения из уст бездушного мертвеца прозвучат просто смешно для той, кто был жив и преисполнен болью.

Было в этом корабле что-то особенное, раз слезы неумолимо катятся по её лицу.

Он загораживает ей вид на пылающий порт, понимая, от чего Архаас так усердно отводит взгляд. Руки мягко оглаживают подрагивающие от рыданий плечи. Такое простое движение, но оно всколыхнуло череду старых, почти позабытых им воспоминаний: когда-то давно он уже делал и испытывал что-то подобное. Когда кровные сёстры приходили к нему выплакаться, обиженные на весь белый свет. Когда невеста принимала обратно его обручальное кольцо, понимая, что может больше никогда с ним не увидеться.

В те дни его сердце обливалось всё ещё горячей кровью, жгучей болью расплываясь по груди. Ныне она холодна – застыла уродливой коркой на тонких губах, что изогнулись в подобии мягкой улыбки. Увы, лишь подобии. Он совершенно позабыл, как проявлять своё искреннее беспокойство, стоя лицом к лицу с его первопричиной.

- Черное дерево не горит, если само того не захочет – Лич приближается к ней вплотную, желая поймать Керастес в свои объятия и сети, сплетенные из баюкающих слов. Пальцы осторожно стирают со щек пепел – Ты оказала ему неоценимую услугу, не дав потерять остатки рассудка в плену людей, что не оценят его страданий. Я чувствую скорбь в твоём сердце, сестра. Позволишь мне наглость разделить её с тобой?

Склоняясь ближе, к самому её уху, Карбьер невесомо касается рыжих волос – из-за соленой воды они чувствуются очень жесткими – и шепчет на грани слышимости:

- Ты справишься. Бравая Керастес Иштраи'Эстан Эстэ Буревестная не может не справиться, правда? Vincere aut mori, иной девиз невозможен.

Его голос ровный и низкий, обволакивающий: таким не обращаются к капризным детям или рыдающим вдовам. Таким голосом говорят с теми, чьё горе разделяют, подобно своему.

Карбьер отступает лишь для того, чтобы Архаас попала под опеку своего мужа, становясь отстраненным и холодным, как ветер, приносящий с собой крики с пирса. Жуткое зрелище пылающих кораблей удостаивается лишь короткого взгляда, полного равнодушия.

Чувство, будто он лишний здесь, снова настигает лича, заставляя крепко сжать челюсти и глубоко выдохнуть.

- Нам пора уходить.

Отредактировано Карбьер (2020-10-07 22:02:14)

Удивительно, что Карбьер так много знал о кораблях и черного дерева - это значительно упрощало ситуацию, не вынуждая ее объяснять. Потому что при всем желании, Огнегрива вряд ли была хоть немного способна спокойно реагировать на что угодно.
Ее трясло от ненависти и боли, ей хотелось разорвать кого-нибудь прямо здесь и сейчас, а потому слова лича оказываются удивительно к месту... иначе пострадал бы, вероятно, Аунар, и их странные отношения приобрели бы еще более странный окрас из-за попыток Архаас не обвинить его снова во всех грехах. Она прекрасно умела бросать в лицо самые обидные слова, к тому же без задней мысли.
Но у нее нет сил на ярость, она чувствует себя беспомощной в такие моменты, когда снова и снова у нее на глазах разрушается то, что некогда было дорого. Огнегриву устрашала мысль о том, сколько всего они потеряли, сколько предстоит восстановить на пути к былому величию. Когда Вестрейя поднимает голову, глядя в глаза брата, в них остается только боль.
- Если бы хоть кто-то мог забрать немного! - восклицает она дрожащим голосом, прижимаясь к плечу Карбьера с удивительным доверием, не раздумывая. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет в ней не все отсырело и зачерствело, слезы и те посещали ее не реже, чем всех других людей... Но это было скорее из-за необъятности того горя, которое она испытывала едва взглянув на все благополучие и счастье окружающих, оказавшись среди них в одиночестве. Жизнь не готовила Керастес к такому, никого из них не готовила. Они, дети богини, были от природы привязаны к тому народу и той жизни, которая окружала их в далеком прошлом, а теперь будто лишились большой семьи в одночасье.
Архаас никогда не позволила бы себе этих слез, но сейчас ее душу разрывала не только своя боль, но и мучения корабля. Только слова брата приводят ее в чувства настолько, чтобы хоть сдвинуться с места.
- Я знаю, знаю... Если позволить скорби перерасти в гнев, она не пройдет. Я слышала его так отчетливо, я видела его, была им, помнила всех как будто это было вчера, помнила его боль все эти годы, которые ему хотелось бы провести на дне морском... Я сделала с ним это, не они.
Она качает головой, будто молча говоря о том, что не было больше ничего, что они могли бы сделать для нее и для ее утешения. Эту страшную потерю предстояло пережить, но какой ценой? Иные люди так не скорбят и по мертвецам.
Аунару не совсем понятны причины ее поведения, но хвала ему хотя бы за то, что понимает: продолжать идти после такого Огнегрива не могла. Однако, темному эльфу на пути в гостиницу приходится не раз обеспокоиться тем, уж не собралась ли жена задушить его. Ее руки на его шее иногда будто инстинктивно сжимались, а ногти царапали кожу. Это странное состояние отчужденности сохраняется за ней и когда приходит час отмыть с себя всю грязь и пепел, будто она молча обвиняет его.
Или себя.
И хорошо, что старик-владелец не задает лишних вопросов, хотя не мог не видеть дыма в порту и состояния своих постояльцев. Оставалось лишь надеяться, что ему не взбредет доложить страже о странных господах, остановившихся в заведении, иначе им придется слишком спешно собирать свои пожитки и без намека на отдых отправляться в путь к неизвестности, где придется провести не одну ночь на холоде.
Кожа джинна - практически холодная, но немного согревается от теплой ванны. Нож кого-то из матросов проделал довольно глубокую рану на ее руке, а мелких порезов, царапин и в особенности синяков было не сосчитать, в отличии от целехонького Аунара. Самой большой синевой наливался отпечаток чужих рук на шее, но Вестрейя не выглядела так, будто изнемогала от боли. Напротив, она тщательно выдраивает каждую рану мылом и заливает горячей водой, без единого звука растирая все обратно в кровь, лишь бы ничего не воспалилось.
Но в итоге она все равно просит Карбьера перевязать все как следует, уж с бинтами Буревестная никогда не дружила и только чудо помогало ей до сих пор не лишиться какой-нибудь части тела, с такой-то предрасположенностью попадать в передряги. Когда ее взгляд падает на некроманта, Огнегрива смотрит на него без какого-либо выражения.
- Я хочу побыть одна. - неожиданно ясно и с каким-то удивлением говорит рыжеволосая, будто сама не ожидала от себя такой четкой мысли. - Здесь продают какое-нибудь курево? Раздобудь его для меня, будь так добр. - обращается уже к Аунару конкретно джинн, явно подразумевая не кучку табака, если учитывать ее зависимость от странных цветов.
Прежде чем приводить мысли в порядок, ей следовало забыться. Было бы намного лучше, теряй она сознание от изнемождения или переутомления... но даже чужие тела не дарили подобной роскоши.

Аунар весьма тщательно и с почти маниакальной придирчивостью осматривает жену, хотя и знает, что это не ее тело, что это всего лишь бренная оболочка, сродни одежде, но черт возьми, к этому весьма нелегко привыкнуть, не говоря уже про всю специфику этой оболочки. Каждая рана, ссадина или порез ощущались как его собственные, мужчина скрежетал зубами от злости, но самого страшного с ней не случилось, и это было хорошо.

– Досталось же тебе. – Темный эльф издает очередной судорожный вздох, немалым усилием воли подавляя желание бросить все и отправиться к тому злосчастному кораблю, чтобы отыскать возможных выживших и закончить начатое. – Хорошо, я поищу, благо здесь такую отраву продают нынче на каждом шагу. Но за это ты мне расскажешь все, в особенности про твое эмоциональное состояние. В жизни не поверю, что какой-то там короткий плен тебя настолько расстроил.

Недовольно покачав головой, мужчина крепко и жарко прильнул к губам Керастес, даря той пылкий поцелуй, затем оставил ее на попечение Карбьера. Очередная мрачная, грязная и подозрительная мысль возникла у него в голове, но темный эльф поспешил ее отогнать. Вот уж чего-чего, а изменять ему Буревестная хотела сейчас меньше всего на свете, даже если забыть про ее нерушимую клятву и помешательство на верности своему мужу, которое она пронесла через немыслимое количество лет. Уставшая, раненная и подавленная женщина вряд ли будет использовать настолько дешевый и дурацкий предлог, отсылая его за куревом, с которым он может вернуться через минуть десять-двадцать. Недостаточно для полноценной измены, да и лич выглядел мертвее обычного, с запекшейся кровью на губах и мертвенно-бледным видом. Видал любовников и получше.

Трактирщик искренне поверил в побасенку Карбьера, а Аунар в свою очередь был предельно честен и даже поинтересовался, где тут неподалеку можно купить хорошей курительной смеси, которая бы успокоила переволновавшуюся даму. Уж чего-чего, а такой ерунды тут хватало, но некромант не хотел покупать абы что, ему надо было взять что-то действительно забористое и ядреное. Получив достаточно четкие указания, он вышел из трактира, направляясь к открытой лавке, бойко торгующей самыми разнообразными дурманящими зельями, травами и иными ядами для тела и для ума.

Найти искомую лавку оказалось нетрудно, некромант купил на пробу несколько разных мешочков с курительными смесями, к ним изящную трубку из черного дерева с серебряным мундштуком и уже собирался было уходить, как улыбчивый бородатый торговец в лавке по соседству вдруг поставил на прилавок небольшую черную шкатулку в форме куба. Она была вся испещрена странными знаками на неизвестном языке, покрыта резьбой и украшена правильными геометрическими фигурами, образующими замысловатые узоры. Если внимательно присмотреться, то узоры будто бы состояли из металлических пластинок, хотя металл тоже был странным, не то золото, не то платина.

Некроманту хватило лишь взгляда на нее, чтобы его обдало холодной волной чистого ужаса. Он знал, что это было такое, хотя не думал, что эту на чудовищную мерзость можно было наткнуться здесь. Трусом он не был, его действительно мало что могло напугать на этом свете, но к этому безобидному на первый взгляд предмету, необычайно красивому и созданному с безупречным мастерством темный эльф испытывал глубочайшее отвращение вперемешку с неприкрытым страхом. А продавец с пронзительным взглядом карих глаз лишь добродушно улыбался в неаккуратную, давно нечесаную бороду, пододвигая проклятую шкатулку поближе к краю прилавка.

– Возьми ее, эльф. Цену узнаешь позже. Возьми, и познаешь такое наслаждение, такое удовольствие, которое никогда прежде не испытывал.
– Их вызывает лишь желание, а не руки.
– Так ты знаешь? Тогда знаешь, от чего отказываешься.
– На этой ярмарке много искателей острых удовольствий, Страж Головоломки. Ищи другого безумца.

Темный эльф уходит, но знает, что этот чертов город, похоже, в ближайшее время познает ужас почище чумы. Он сам не помнит, как очутился в трактире и, кажется, впервые Карбьер и Керастес видят, как ему страшно. Аунар даже не пытается скрыть недавно испытанный жесткий испуг, казалось, даже его темная кожа посерела от страха.

Отредактировано Аунар Баэвиир (2020-10-09 20:27:10)

В смешанных чувствах Карбьер покидает пределы комнаты своей названой сестры, но уходить не спешит, ожидая, когда вернётся её супруг. Свои собственные действия и слова казались глупостью, блажью прошлого, обречённой повторяться раз за разом: вот, бывший дорогим ему человек, надрывается от душевной боли, дикой, выжигающей все существо до тла, и вот он, не в силах ему помочь.

И так снова, и снова, и снова. Будто колесо Сансары, давшее новый, обрекающий лича и тех, кто его окружает, на несчастье, оборот.

Много времени не проходит, и Аунар возвращается к своим товарищам. Бледный - кто бы мог подумать, что тёмные эльфы могут так посереть - и чем-то напуганный не на шутку. Карбьер, как и минутой позже Керастес, приподнимает червленую бровь, но не торопится требовать с друга объяснений, лишь уступая дорогу в его комнату.

- Выглядишь так, будто с самой Чумной Девой повидался - Только и подмечает лич, однако, не смотря на попытку рязрядить обстановку, голос его звучит обеспокоенно. Право, бед на сегодня им хватило с лихвой.

Нужна передышка, хотя бы до утра.

Когда в замочной скважине поворачивается ключ, оглашая пустынный коридор третьего этажа двумя короткими щелчками, Карбьер уходит, окончательно убедившись, что и Керастес и Аунар находились в относительной безопасности. Был в пребывании в черте города один существенный недостаток - невозможность пользоваться запретной магией, составлявшей основной источник его тёмных сил. В ином случае, он бы точно устроил настоящую слежку за стражей Моргорада, чтобы знать наверняка, посмеют ли они заявиться в их гостиницу. Слишком много рисков следовало за этим визитом: одно неверно сказанное слово, и в тюремных казематах им уже будет приготовлено место. Не лучшая перспектива, особенно учитывая их планы.

Всю ночь лич, будто бы на иголках, всматривается в тень улиц сквозь небольшую щель в зашторенных окнах. Зарево пожара уже давно не разрезает ночное спокойствие, заставляя снедаемого беспокойством Карбьера нервно хмыкнуть - к прочим чертам, роднивших его с сестрой, прибавилась ещё и "любовь" к поджогам.

Сладкий аромат дурмана наполняет комнату, избавляя ее от всех переживаний. Но Огнегрива вовсе не выглядит так расслабленно, как хотелось бы. В ответ на вопрос мужа она пожимает плечами: будто интересуясь похоже ли на то, что ей хоть немного полегчало? Полегчало бы ему после того, как пришлось задушить собственную мать?
- Многое теряешь. - невпопад отвечает она, прикрывая глаза и предаваясь новой затяжке дурманом. Им предстояла непростая ночь, в которой Аунару, возможно, придется уйти к Карбьеру... потому что атмосферу в комнате никак нельзя было назвать дружелюбной.
Хотя сейчас она была совершенно не похожа на себя настоящую, Огнегрива выглядела как змея, замершая перед нападением. Даже ее взгляд, направленный на него, остается немигающим, вторя взгляду черной змеи, обвившей добрую часть ее тела в своей значительно увеличенной ипостаси. Это было странное объятие, в котором и не разобрать: где джинн, а где - тело рептилии.
Фиалка выглядела куда более благосклонной к нему. Возможно, только тяжесть змеи и удерживала Вестрейю на месте.
Во взгляде джинна больше не было осуждения, промелькнувшего прежде, теперь он был просто задумчивым. Подушки здорово смягчали боль от ран, но смягчить ее внутреннее страдание не смогло бы ничто. Кроме крови и смерти.
Но она шла вперед не за тем, чтобы принести их в этот город или любой другой.
- ... нельзя не замечать опасности, таящейся в стремлении к бесконечному совершенству. Ведь очевидно, что бесконечное совершенство должно во всем опираться само на себя. А потому все, стремящееся к подобному совершенству, стремится навстречу собственной смерти. - спустя какое-то время, между очередным вдохом дурмана, заключает Огнегрива, этим выводом подытоживая какое-то внутреннее обсуждение, существующее только в ее собственной голове.
Все тело наполнялось ломотой и болью от этого дня, а перед глазами все еще стояло огромное пламя и такое же огромное страдание. Неужели этот корабль пришел в этот мир лишь затем, чтобы погибнуть в полном одиночестве, да еще и вот так, бесславно?
- Корабль из черного дерева - это венец кораблестроения, потому что он идет по морю сам по себе, потому что сам того хочет, имеет волю... - медленно произносит Огнерива, будто каждое слово ей приходится выдавливать из себя. - Это живой пример того, как используется магия теми, кто ею не владеет: мы смотрим на мир, копируем его, а потом вдыхаем жизнь в то, что было создано. Так рождаются инструменты, поглотившие душу создателя ради прекрасного звука. Так рождаются и живые корабли. Да, без компаса они все равно что без сердца, спящие и мирные, как дети... но неизменно чувствующие. Если бы я могла описать, что такое для подобного корабля - страдания рабов, то это было бы бесконечное распятие на раскаленных скалах, потому что их смерти и плач эхом отдаются в нетвердом, животном разуме корабля, и если обычно у него есть капитан, способный слышать и понимать, то в этом было чистое, неприкрытое страдание. Оно длилось так много лет, оно продлилось бы вечность, если бы не случайная встреча со мной.
Сладковатый дым ослабляет боль, голова кружится, глаза закрываются. Это ли не благодать? Не чудо ли, это спокойствие?
- Мне больно, потому что я была с ним в этот момент и разделила его смерть. Это как заново пережить тот день, как будто на моих глазах убили последних людей из моего народа... но это хуже, ведь с кораблем они уничтожили их души, бесславно, мерзко и отвратительно.  - последние слова она буквально рычит, приподнимаясь на локтях, но груз змеиных колец тянет обратно на подушки ее безвольное тело. Огнегрива отводит взгляд к окну, стряхивая пепел из трубки на конце мундштука.
- Я хочу побыть одна. - снова говорит джинн... и вряд ли кто-то из них мог себе представить, что «побыть одна» - это побыть одной до конца их пребывания в Моргораде! А ведь именно так и случается: целых четыре с половиной дня с той поры, как Аунар был выставлен за дверь на попечение Карбьера, Огнегрива абсолютно не давала о себе знать. Да, она отзывалась, когда стучали в дверь, но это было лишь низменное «закажи поесть» и «не входи», что не особо придавало надежды на скорое исцеление ее неожиданно расшатавшихся нервов.
Стража не появляется на пороге гостиницы, но и они, можно сказать, залегли на самое дно. Иногда даже кажется, что Вестрейя давно сбежала в одиночестве, но сладковатый аромат дыма на этаже подсказывал, что это не так, как и юная служащая заведения, которая в привычной уже манере качала головой каждый раз, покидая номер Огнегривы.
Корабль был чем-то таким незначительным для обычного человека, что понять ее страдания, признаться, стало бы сложной задачей. Так не убиваются даже по родственникам, а корабль, как ни погляди... просто вещь, пускай незаменимая. Новости из порта были неутешительные - спасти «Ожившего», а именно так назвали его люди, не представлялось возможным - корабль ушел на дно и утопил большую часть команды.
Многие местные жители склонялись к тому, что на борту произошел бунт за неуплату моряцкой зарплаты.