День выдался безденежный, тоскливый, и грусть по оставленному родному краю накатила сегодня с новой силой.
Онтка грустно заедала свою печаль похлёбкой — кислой и пропавшей, но зато она заплатила за неё меньше, а уж съесть-то гоблин может что угодно, желудок крепкий. Заедала, полностью поглощённая грустными думами. Люди, конечно, были глазу приятны. Да и вообще, за пределами Пагубы обнаружилось множество самых разных созданий, но порой хотелось хоть на миг вернуться, вдохнуть насыщенный запах грязных улиц, изученных вдоль и поперёк. Её тоска стала так сильна в один момент, что Онтка даже услышала как будто бы орочий голос, отличавшийся от тонких голосков людей. А потом поняла, что это не в неё в голове, и недоверчиво огляделась, сразу же натыкаясь на широкую спину.
Орк? не поверила своим глазам Онтка. Но пригляделась и поняла, что ошиблась: то был полукровка — сложен по-людски, лишён неповоротливой тяжести, да и, когда он поворачивался к собеседникам, было видно по лицу, что кровь разбавлена. Однако... Однако он был весьма и весьма красив, весь в шрамах — невероятно! Сердце Онтки запело, а глаза увлажнились от знакомых черт.
Впрочем, недолго она наслаждалась видом. Вскоре Онтка перестала таращиться на незнакомца и прислушалась, стараясь понять, о чём он довольно громко беседует с людьми. Пристань, корабль... В её голове проворно замелькали мысли, воспоминания. Она пришла как раз в день после того случая, сама всё не видела, но, пока пыталась впихнуть дырявые носки и прочий хлам местным, невольно услышала множество историй. Однако самой верной она считала историю одной портовой... женщины, развлекавшей солдат ночами. "Мужики, — рассказывала та женщина, с интересом рассматривая то ли товар Онтки, то ли её саму, то ли украшения на ней, — народ простой. Если правильно приласкать, то он всё сам выболтает."
Тем временем разговор оборвался. Тавернщик с обиженным видом отвернулся, а незнакомец остался на своём месте, вернувшись к кружке. Если и действовать, то сейчас, пока он не ушёл. Онтка деловито кивнула сама себе.
Негромкие звуки, сопутствующие всем тавернам, вдруг оказались заглушены пронзительным скрежетом, с которым по полу протащили что-то тяжёлое. Стул — а это именно его ножки были источником шума — неожиданно подвинулся ближе к полукровке, послышался перезвон, шуршание, и вот на стул залезла гоблинка, став повыше ростом. С важным видом она одёрнула на плечах лоскутный плащ, поправила сбившееся ожерелье и очаровательно оскалилась улыбкой во все острые зубы, способные перемолоть кости.
— Звеняйте! — вежливо сказала Онтка обернувшимся людям и, забыв о них, уставилась на незнакомца.
Сперва Онтка хотела обратиться к нему на орочьем, но полукровка мог и не знать его, так что пришлось просто понизить голос, раз уж их мог кто-то подслушать, как она сама несколько минут назад.
— Шоб кравищ-ща тваих врагов текла рекой! — сказала она на общем, но использовав орочье приветствие, стараясь расположить его к себе. — Ты, кжись, щего-та ищи-иш? За ту деньгу, которая щ-щеловеку дал, могб найти каго-нить понадёшней.
Онтка с самодовольным видом отвлеклась на то, чтобы полюбоваться своими ногтями и выковырять грязь из-под них, давая возможность смекнуть, что этот кое-кто понадёжней — она. Ну и ещё чтобы он рассмотрел её украшения и симпатичное лицо, которое гоблинка ненавязчиво подставила на свет в выгодном положении.
— У мня серце добрае, — продолжила она, покачивая в воздухе ногами в обмотках, так как до пола не доставала. — Я брату-орку могу помощ, я орков люплю. Но ни так сильно, шоб помощ-щ за пасиба.
Онтка подняла голову, выжидательно глядя на собеседника. Она предложила, но лишь ему решать, состоится ли сделка.