Джонс спокойно спал в трактире под названием "Лунная ночь". Проснулся он под утро, солнце уже виднелось на горизонте. Его светлые лучики дотрагивались до лица тифлинга. Он подошел к окну, дабы закрыть что-то похожее на штору. Черного цвета, касающееся до пола. После, он взял со стола, находившегося возле окна, свой кошель, и направился вниз, где было ещё мало народу. Да и те - либо спали, кинувшись на столы, либо и вовсе уже собирались уходить. Джонс подошел к трактирщику, решил заказать пива. Уже стал открывать кошель, как тут увидел, что он пуст. "Чёрт. Деньги кончились. Пора заканчивать со своим отпуском". Тифлинг не принимал заказов более недели - решил временно отдохнуть. Первое время, денег на ночлег в трактире хватало, на пиво тоже. Но, хорошего по понемножку. Деньги начали кончаться.
—Эй! — внезапно, вскрикнул трактирщик.
—Чего надо? — не заставив ждать, ответил тифлинг.
—Ты заплатил за свою комнату на неделю. Неделя уже кончилась. Выметайся, либо плати.. — жадная ухмылка полностью поглотила лицо трактирщика.
—Ладно, ладно. Я уйду сегодня же, чуть позже. Дайте мне время подготовиться!
—Даю тебе 5 минут! Бегом, марш собираться! — как молодая мать, ответил трактирщик.
После этого, Джонс быстрым шагом поднялся вверх. Так как спал он в одежде, тратить время на наряды не требовалось. Он, поднял мягкую подушку, на которой и держал голову ночью. Там лежали перчатки. Он быстрым движением, взял их, а после и надел на руки. Стальные костяшки на перчатке засветились. Видимо, из-за проникающего света в комнату, несмотря на закрытое подобие штор. Далее, наёмник забрал меч с ножнами, лежавший на столе, уже с обратной стороны кровати. Он снял остальную одежду, положил её в инвентарь. "Вроде, собрался. Ничего не забыл.. ох, чёрт" —не заметив, что тифлинг только что подумал про себя же, он продолжил монолог в своей голове, — "не хотелось бы отсюда уходить. Но, видимо, придется, да надолго... дорого мне стоило купить комнату на целую неделю. Это я сделал, наверняка, зря... несмотря на это, здесь было уютно. А я, все же, не очень люблю оседать на одном месте больше двух недель." Далее, Нэйрад так же быстро, как и вбежал на этот этаж, выбежал вниз.
—Ты прямо, как лягушка. Туда, сюда, туда, сюда. — тифлинг не ответил на эту усмешку, а заместо этого вышел из трактира. После, проходив мимо прохожих людей, на него чуть не упал маленький ребенок. Но этот ребенок, в последний момент, сдержался. Тифлинг не обратил на него внимания, и продолжил свой путь к доске заданий. Там было всего несколько листовок.. видимо, из козьей кожи, как подметил Джонс. Он почитал несколько, а затем заметил. "Требуется смелый наёмник, что отважется поймать беглого дезертира, отправившегося на Фугу, в какое-то странное подземелье."
—Отважится пишется через "и". Ну да ладно. — Джонс посмотрел на награду. — да, не дурно.. возможно, мне стоит туда отправиться. Правда, нужно с этого человека авансом взять деньги на проезд до туда. Хотя... немного странно.. почему не могли повесить это задание в Фуге же? Ладно, выясню потом. — любитель монологов присмотрелся к куску козьей кожи. Посмотрел в правый, нижний угол. Увидел имя того, кто даст деньги. Тут же, обратно отправился в таверну, откуда недавно его, можно сказать, вышвырнули. На том куске кожи было написано, что этот человек, под именем Растон, часто ошивается в трактире. Как только тифлинг дошел, то на взор ему попался новый посетитель. Нэйрад подошел к нему, застегнув ремешки на кафтане, а после сел рядом.
—Боже мой, это ж, как его.... тилинг, да! — сказал Растон, а после встретился с презрительным взглядом тифлинга.
—Ага, конечно. Я тут по поводу задания... - не сказав ничего по поводу ошибки, начал он.
—А, про дезертира! В первые вижу охотника за головами, да тилинга. Удивительно! Но чегой-то мне страшно... вдруг вы меня обманете?!
ЛОЖЬ
—Не обману. Мне нет никакого смысла. Отплыву на Фугу, за дезертиром, затем верну деньги. Только вот, для начала... дайте мне деньги авансом, дабы я смог отплыть до туда. Договорились? И не волнуйтесь вы. То, что я тифлинг, не делает из меня ужасного монстра. Тем более, я на них охочусь. Я просто выполню ваш заказ, ничего более. Лады?
—Л-л-ладно, держите. — на удивление, он просто кинул мешок с позванивающими монетами, от удара об стол, монетами.
—Спасибо. А теперь давайте подробнее: начнём с первого вопроса. Почему вы повесили задание именно сюда, а не на Фуге? Тем, кто там живет, было бы полегче, да побыстрее выполнить задание.
—Вот, кто-то вешал, мой друг, да никто за задание не брался. Скорей всего, сума маленькая, или задание сложное. Вот, я чегой-то не понимаю.
—Меня цена устраивает. Тем более, вы дали деньги авансом, дабы я туда добрался.. А где в последний раз дезертира-то видели?
—В подземелье каком-то.. вы его обязательно найдете! Когда отправитесь? Корабль, вроде бы, отплывает уже сегодня.
—Сегодня? Если так, то я побежал. До свидания!
—Д-досвидания... странный какой-то...
Тифлинг взял со стола мешок с деньгами, да отправился из трактира, на ближайший корабль. Там он встретился с капитаном.
—Подвезете до Фуги? Вот деньги. — тифлинг кинул их прямо в руки капитану, а тот просто, молча, ушел.
Через несколько дней, они доплыли. Необычайно быстро время пролетело, как после показалось тифлингу. За это время, он побольше разузнал про Фугу, да про то место - руины, подземелье - всего его называли по разному. Узнав, где оно находится, и не став останавливаться в борделях, Джонс отправился именно туда.
ПЕРЕХОД —> Фуга, Коридоры

- И всё же имеете право на личное мнение, капитан – Карбьер прячет усмешку а высоким воротом камзола, не желая оскорбить стражника своим излишне смелым для потенциального преступника поведением. Новое лицо здесь, свежее и одухотворенное, такие, как он, дышали своей работой, своим долгом перед королем и простыми горожанами. До тех пор, пока это, разумеется, не проест им всю плешь.

Взгляд малахитовых глаз скользит от капитана к Аунару.

- И всё же я смею настоять. Глупые предрассудки порой ведут к глупейшим недоразумениям, последствия которых могут быть фатальны. Что в этой камере, что а её пределами мы с тобою равны, так почему бы мне не стребовать должного уважения к своему другу, ежели и сам достоин его? Обвинения, выдвинутые в нашу сторону, беспочвенны.

Кроткий кивок, в знак согласия. Да, всё это – нелепое недоразумение, которое, однако, послужит всем им хорошим уроком. Милосердие в их жестоком мире наказуемо.

А ещё ошибка одного непременно скажется на остальных.

На какое-то мгновение в затылке вспыхивают искорки едва ощутимой боли, стоит в очередной раз прокрутить в уме имя госпожи Гилэм. Что-то смутно знакомое, менее смутно, чем имя её глубоко неуважаемого супруга. Однако воспоминание ускользает от Карбьера, как вода сквозь пальцы, оставляя за собой лишь ощущение пустоты и… обиды. Вот так просто, знал и забыл, не имея возможности заглянуть в своё прошлое, потеряв ключи к заветным дверям памяти.

Не что-то важное, но, определенно, нечто существенное.

Лич почти упускает из виду момент, когда капитан возвращается с хорошей для их компании новости. Будто зная, что всё так и обернётся, он уверенно поднимается со скамьи и одергивает камзол.

- Благодарим вас за проявленную учтивость, капитан – Карбьер пожимает мужчине руку, демонстрируя своё согласие и понимание, как совсем недавно это было у ворот Палантира. Разве что искренности в них было на порядок больше. Где-то на подкорке сознания проскакивает мысль – даже в столь невыгодном положении они умудрились найти положительные для себя стороны, как минимум, сэкономив на причитающемся налоге при входе в город.

Вещи возвращаются на свои законные места: лич едва ли не любовно оглаживает поясную сумку с ингредиентами и склянками, считая их одной из немногих своих ценностей.

Как и было обещано, госпожа Гилэм ожидала их у выхода из темницы. Боль вновь вспыхивает, стоит взгляду лича схлестнуться с взглядом карих глаз пожилой женщины.

- Жаль, что эту прописную истину нам пришлось изучить на собственном горьком опыте, госпожа – Тихо отзывается Карбьер, вступая в разговор меж ней и Керастес, у которой яд едва ли не с языка капал. Что же, судить её было нельзя, причины для такого поведения были весомыми. Настолько, что и сам лич не желал бы попасть под её горячую руку.

Жаль, что то было невозможно.

Продолжая испытывать на себе взгляд госпожи Гилэм, Карбьер, преследуемый легким ощущением дежавю, выходит вперед, галантно предлагая даме локоть.

- Позвольте мне лично сопроводить вас до ворот, моя госпожа – В свете городских фонарей малахитовые глаза блестят, как два отполированных камня. Их зелень – чужая, взгляд их – тоже чужой, ведь всякий, кто помнил беглого сына торговца ещё несмышленым мальчишкой, знал, что глаза у него были голубые, как небо в пору Расцвета – Что-то терзает вас? Ах, ну что за глупый вопрос. Наверняка муж, пораженный старческой болезнью – серьёзное испытание для любой женщины. Прежде нам не дали никаких объяснений по поводу его поведения, но, прошу вас, госпожа, окажите милость и поведайте, в чем же нас, честных путников, пытались обвинить?

Снег снова взялся за старое, добротно припорошив крыши домов и улицы за время их отсутствия. Толстые хлопья, падающие с небес, вынуждали Керастес задумываться о куда более насущных вещах... например, как там их грифон и не сожрет ли он лошадей?
Госпожа Гилэм никак не реагирует на колкость Буревестной, вместо этого с благодарностью принимая локоть Карбьера: - Это очень галантно с вашей стороны. Мне тоже очень жаль. - сдержано говорит она, когда они начинают свою прогулку вдоль заснеженной улицы. Идти по такой скользкой дороге одной было и взаправду не лучшей идеей.
Но они соглашаются, потому что куда им деваться посреди ночи? Оставалось только надеяться, что на пути не попадется кто-то знающий их мертвого друга, а не то о ночлеге можно было только мечтать... да и возможно ли вообще найти его сегодня? Если не им, то Керастес это было уж явно необходимо.
- Жадность куда сильнее всех старческих хворей, уважаемые путники. Именно она приключилась с господином Гилэмом: он был напуган, что вы затребуете за помощь слишком много. - на тонких губах женщины появляется горькая усмешка. - Что тогда, что сейчас... ничего не изменилось. - задумчиво добавляет она, переводя пронзительный взгляд на незнакомцев, которым по воле судьбы довелось буквально возвратить ее супруга из списка мертвецов.
- Давайте пройдем вон той дорогой. - она указывает на узкую мощенную дорогу, которая приводит их на верхнюю точку города - состоятельный район с богатыми коттеджами, фигурными садами и аккуратной черепицей. Фонари здесь светили ярче, а улицы казались в стократ ухоженей, однако госпожа Гилэм не торопится.
Как и полагается старой леди, после подъема ей необходимо немного отдохнуть.
- Господин Гилэм честно заработал свое состояние: сначала в составе каравана совершил первые сделки, а во время стычки с Дорьяном поднялся на продаже качественного металла и доспехов, привезенных с Патоги. Мы были простыми людьми, зарабатывающими своим трудом, которым повезло. Деньги полились рекой, если можно так выразиться. - спокойно начала свой рассказ госпожа Гилэм, хотя пока он никак не объяснял странного поведения торговца и его появления в лесу. Женщина указывает им на роскошный особняк, стоящий через два дома - да-да, вон тот, с кованными воротами и двумя этажами с фигурными колоннами. - Дом, экипажи, балы и приемы... все это свалилось на нас, как снег на голову. И мы были поглощены новыми возможностями... я была поглощена настолько, что не замечала никаких изменений со стороны господина Гилэма. Сначала он попросил меня покупать меньше платьев для нашей дочери. Потом - отказаться от садовника и сократить расходы на дом. Безусловно, это в духе торговца - немного скупиться то тут, то там... однако, вскоре мы переехали в этот особняк. Возвели его для нас местные молодцы, хорошие строители, рукам которых принадлежал графский дом. Когда они пришли за оплатой, супруг мой попросил их вернуться завтра... а на завтра город проснулся с вестью о пропаже этих четверых господ!
Ее руки, кажется, дрожат сильнее. Уж не от холода ли? Особняк и вправду был слишком роскошным для леди, которая вынуждена передвигаться по городу пешком из-за скупости мужа. Керастес хмыкает, ни капли не удивленная тем, что за дело раскрылось их ушам - о таком не поговоришь подле корпуса стражи. И о таком не рассказывают просто чтобы поделиться.
- Глаза мои раскрылись в тот день. - строго говорит она, печально глядя на злосчастный дом. - Да только было уже поздно: мы были по уши в скандале. Брак нашей дочери затрещал по швам, а деловые партнеры усомнились в честности дел господина Гилэма. Каждый знал, кто виноват. Но доказательств тому не было. И два года я терпела взгляды поглощенных скорбью матерей, осуждение общества и давление со стороны семьи супруга нашей дочери... Что бы кто не говорил, но я - человек чести. Во мне не осталось в тот момент ни капли любви к этому существу, которое нам доводится звать мужем и отцом. Он стал еще скупее, закрытей. Начал бить слуг, а слуги - распространять новые слухи. И я обратилась к ведьме.
- И, как вижу, ведьма заманила его в лес с помощью чар, чтобы там все закончить? - раздраженно спросила Керастес, которую явно нисколько не порадовал такой поворот истории.
- Все было так. Она сказала, что не составит труда избавиться от господина Гилэма за небольшую плату. - ни одна эмоция не проскальзывает на строгом лице госпожи Гилэм. Она уже давно похоронила супруга в своем сердце и все, чего она жаждала - провести настоящие похороны чудовища, погубившего других людей.
Только ради искупления или ради себя самой?
- Теперь вам нужен кто-то, кто закончит начатое, потому что своей "ведьме" вы заплатили зря. - подводит черту Буревестная. Ей, право, не хотелось обрывать леди на самом интересном... но было просто ужасно холодно и время поджимало.
Госпожа Гилэм кивает утвердительно: - Он выпил снотворного на ночь.
Вот такое заказное убийство, а ведь их только выпустили из темницы! Конечно, пойти туда и сделать что-то - исключено.
- Мы должны уйти из города до того, как ваш муж умрет, госпожа Гилэм. Мы же не хотим снова стать козлами отпущения, не так ли? Дорого ли вы готовы заплатить за эту услугу?
- Я оплачу сколько потребуется, здесь и сейчас. 

Госпожа Гилэм не думала о том, как справляться случайным путникам с ее заказом. Она думала только о том, что жаждет избавиться. Оборвать чужую жизнь - проще простого, но в этом случае подозрение сразу уйдет от чистого лика богатой госпожи к тем самым злоумышленникам, которые посмели выручить ее супруга из тюрьмы.
Но Карбьер принял правильное решение. Чего нельзя сказать о самой госпоже Гилэм. В ее взгляде нет ни капли сомнения, но когда лич предлагает ей самой совершить правосудие - оно появляется, давно затаенное за спокойным видом.
- Во мне нет никакой храбрости. - просто отвечает она. Рука, в которую Карбьер вложил зелье, слегка дрожит. 
Убивать мужей - дрянное дело, такие убийства обеспечивают муки совести на оставшуюся жизнь. И они не могли заранее знать, решится ли госпожа Гилэм на это. Но Керастес знала - это только дело времени.
Всех этих людей... нужно просто подтолкнуть.
Ладонь Буревестной нежно, но твердо направляет ладонь пожилой госпожи, вынуждая ту держать склянку с зельем покрепче. Ее звериные глаза пугают ее, но слова, сказанные Керасес, снимают часть грядущей ответственности. В конце концов, ей был предложен такой легкий путь безнаказанности.
- Сначала человек убивает что-то в себе, потом он начинает убивать других. Вчера это молодцы, сегодня - слуги, а завтра его руки сомкнутся на шее вашей дочери, ведь ее брак доставляет так много проблем. А может и на вашей. - абсолютно спокойно, с легкой улыбкой произносит архаас, отступая на шаг. - Если не вы, то кто? Ведь это и называется искуплением, коли вы жаждете чистоты пред ликом Луны. Главное помнить: стоит поколебаться, и погибните вы сами.
После убедительных слов Карбьера, тихий и вкрадчивый голос Буревестной говорит ей именно то, что она жаждет слышать.
- Искупление... да, пожалуй, лучше и не назовешь. Что же, господа, вы помогли мне. - на этот раз в голосе госпожи Гилэм больше уверенности в грядущем. Она достает из-под теплой накидки увесистый кошель, который опускается в ладонь Керастес. Та почти тут же вскрывает мешок и заглядывает в содержимое.
- Помяните мои слова, госпожа Гилэм. Или вы. Или вас.
Керастес давно очерствела во всем, что касалось человеческой жизни и ее цены. Вот же она, стоимость одной души, в увесистом кошеле в ее ладони. Прошлое, настоящее и будущее -  злато в чужой руке. Убив однажды, забываешь, как это тяжело - собственноручно уничтожить того, кто был тебе дорог.
Они расстаются на вежливой и дружелюбной ноте, взглядом провожают госпожу Гилэм к порогу, а после и сами уходят: Керастес чихает, но выглядит вполне довольной совершенным, что уж никак не назовешь высокоморальным. Но чья мораль может считаться образцом в ситуации, когда правых и виноватых нет?
- Просто чудо, какой куш мы сорвали. - отмечает Буревестная по пути в постоялый двор, вертя меж пальцев сверкающую в свете фонарей монетку. - Богатый торговец, а жизнь его такая дешевая, что женушка продаст ее кому попало. Я ужасно замерзла. 
[nick]Керастес[/nick][status]змея подколодная[/status][icon]https://i.ibb.co/ysYMtjx/tumblr-f0c60007fa2d3ee61d65b3bf689dec3c-05cd2bff-1280.png[/icon]

Неприятно, когда их сходу из одной передряги пытаются втянуть в другую, наивно посчитав, что они пойдут на такой риск едва-едва покинув крайне негостеприимные стены местной тюрьмы только чтобы снова вернуться туда опять, но теперь уже с настоящим и веским обвинением. Больше всего темному эльфу хотелось отправить проклятую старуху ко всем чертям, и пусть подавится своим золотом, равно как и ее сбрендивший муж, но спутники нашли путь элегантнее, предоставив ей средство решить проблемы самостоятельно, хотя и это тоже было опасно. Такая как она вполне могла бы купить яд раньше, ей лишь не хватало духа это сделать, а теперь они были отчасти виновны в очередном убийстве, ведь кто поручится, что эта карга не сдаст их? Аунар никому, за редчайшим исключением, не доверял, да и правильно делал, в конце концов.

– Мастера мы влипать в разного рода ситуации, – скрипуче подытожил события этой ночи мужчина, – да ну ничего, скоро согреемся. Да, а эта монета большого достоинства? Я в местных деньгах совсем не разбираюсь. Напридумывали такую кучу разных монет, что честному эльфу и не разобраться с разбегу.

Холод его терзал меньше всего, в отличие от жены, и даже лич, казалось, замерз, что было весьма и весьма странно – уж кто-кто, а нежити любая стужа была нипочем. Впрочем, Карбьер не был обычной нежитью в привычном понимании этого слова, напротив, он здорово выделялся из своей братии. Аунар не раз задумывался о причинах таких резких отличий и пришел к выводу, что дело в множестве факторов, которые сходу и не перечислить, но одним из них было наличие доброй души. Добрая нежить, да за такое его бы кто угодно из некромантов его на смех поднял, и был бы совершенно прав, ведь смерть меняет всех исключительно в худшую сторону, ну а некоторые и будучи живыми пострашнее любых умертвий.

– Экие вы мерзляки, – добродушно замечает темный эльф. – Не так уж и холодно тут, в самом-то деле.

На деле его народ не обладал такой устойчивостью к холоду, даже скорее наоборот, темные эльфы Подземья сами были теми еще мерзляками, ведь под землей, особенно вблизи мест прохождения потоков магмы было порой весьма тепло. Аунар сам удивлялся этому странному свойству, но не придавал особого значения собственной морозоустойчивости, списывая это на пристрастие к алкоголю, хотя алкоголь тут, собственно, был не причем. До недавних пор он вообще не задумывался об этом, но после знакомства с Керастес и всей той вереницей безумных событий у него начали зарождаться предположения касательно такого полезного свойства, особенно на севере.

– Что еще надо знать об этом славном, уютном городе, пока мы не пришли в какое-нибудь питейное заведение? У вас, людей, что ни город, то новый норов. В одном вот темных эльфов даже на вилы на поднимают, а в другом могут живьем сжечь. И, что самое обидное, никогда не знаешь, куда попал.

Мужчина довольно бодро шагал по свежему снегу, словно и правда пробирающий до костей мороз ему был нипочем, хотя он не был так уж тепло одет, но вот поди ж ты – Аунар искренне радовался и холоду, и снегу, который снова начал идти, словно бы собираясь поплотнее укутать засыпающий город в белоснежное пуховое одеяло. Странно, очень странно, ведь снег он тоже увидел впервые лишь на поверхности, в первое время даже не понимая толком, что это за чертовщина такая.

- Убьет – С неожиданной для самого себя уверенностью в голосе заявляет Карбьер – Безысходность часто толкает людей на самые крайние меры. Или ослепляет, не давая увидеть иные варианты решения проблем. Разве что теперь меня терзает любопытство: увидим ли мы в газетах некролог господина Фридриха или всё же его жены? Знаете, обнаружив, что тебя пытаются отравить, сложно держать себя в руках.

В его словах сквозит небрежность, и если ещё пару минут назад он мог терзаться муками совести, то теперь, прельщенный блеском золота в кошельке, готов был позабыть обо всём произошедшем. Мало ли было у них столь же неприятных злоключений в пути? А сколько будет, о, тут и представить страшно.

Зацикливаться – себе дороже.

Он проследил за взглядом Керастес и только сейчас понял – драгоценное время было упущено за всеми этими препираниями с законом. Обидно, но не критично.

- Сложно не бояться холода, если рискуешь обратиться в ледяную скульптуру – Лич хмыкает. Был у его мёртвого состояния один большой недостаток, который выливался в ужасную уязвимость перед настоящими морозами. Стоит жидкостям в его организме обратиться в лед, и он попросту не сможет двигаться, поскольку согреться самостоятельно не в его силах. Даже Культ Смерти не поможет.

Когда сестра поскальзывается, Карбьер тут же подается в её сторону, ухватывая за локоть, да едва не свалившись при этом в снег вместе с ней, едва успев ухватиться за перила у лестницы. Определенно, стоило озаботиться приобретением более приспособленной к зиме обувке.

- В большом городе всем плевать, Аунар – Отряхивая одежду от налипшего снега, лич слегка пожимает плечами – Большей частью, имею в виду. До тех пор, пока не дашь более весомого повода обратить на себя внимание. Если мы, разумеется, не говорим о маргинальных районах города, там и тёмным эльфом быть не надо, чтобы нарваться на неприятности.

Постоялый двор найти удаётся не сразу, но затраченные усилия вполне себя оправдывают – им везет попасть в тихое и уютное место, где не страшно было скоротать ночку-другую. Главное, что тут было тепло, и картинка заснеженного ночного Палантира теперь казалась не более чем далеким пейзажем по ту сторону окна.

Керастес, как и было оговорено, отсутствует очень долго. Даже удивительно, как хозяева гостиницы не хватились за благополучие постояльца гораздо раньше, потому что из тяжелого полусна ее вырывает именно стук служанки в дверь.
Она отзывается, заявив, что вот-вот выйдет. Хотя к этому моменту даже не была уверена, что может стоять - это странно, потому что вопреки простоте перехода она чувствовала себя отвратительно. Такие частые перевоплощения и без того сожрали почти всю ее жизнь, чтобы пытаться провернуть это снова. Фирс оказался тем еще местечком, где быть самой собой - испытание.
Буревестная скрывает лозу под закрытой одеждой.
Времени всегда слишком мало.
Когда она возвращается, Аунар практически закончил ужин. Запястье надежно перебинтовано, а любой признак рыжих волос исчез: она снова чувствовала себя собой, и видеть этот мир с прежней четкостью было прекрасным чувством.
Возможно, ей следовало послушать своего пепельного братца куда раньше, и остановиться.
- А я ставлю на то, что не убьет. - внезапно говорит Керастес с довольной улыбкой, которая с головой выдавала ее опьянение настойкой. - Пойди согрейся как следует, у них тут замечательный горячий источник, братец. - предлагает Архаас, тут же приступая к еде.
Кажется, она чувствовала себя ничуть не хуже, чем обычно, просто к возобновившемуся ощущению холода предстояло привыкать куда дольше. Дальнейший план был прост: поскорее забрать их пернатого друга и продолжить путь, иначе он распугает всех путников на километры вокруг и местные могут снарядить отряд на уничтожение привязанной угрозы.
- Я бы надеялась, что этот господин Гилэм не заражен оборотничеством. Вы знаете, я не припоминаю, чтобы ведьмы могли свободно колдовать в королевских владениях, а вот оборотни иной раз селятся там стаями. - как бы невзначай говорит Буревестная, хотя такая вероятность могла бы... перевернуть ситуацию с ног на голову. Но это только ее собственные домыслы, которые могли и не иметь ничего общего с реальностью.
Просто встречи с ведьмами, пусть даже владеющими магией Очарования, не забываются так легко, как момент укуса.
Керастес с большим удовольствием ужинает, напрочь позабыв о досадном недоразумении, которое привело их в темницу. Правда, головокружение все не проходит - наверное, немного переборщила с дозой.
- Пожалуй, я сразу лягу спать. Сама не заметила, что немного устала. - говорит Аунару она, вставая из-за стола. Удивительно, что темному эльфу зима была ни по чем! Никак сказываются корни предшественника, если бы подобное могло быть возможным.
Сон настигает ее, как удар по голове.

Сон и взаправду не приходит к Карбьеру снова... однако, ровно до наступления второй половины ночи. Полезные дела убаюкивают, заставляют вновь ощутить такую живую, такую манящую усталость. Веки смыкаются сами собой.
И первое, что он слышит - звук капель. Первое, что чувствует - запах крови.
И это странно, потому что в лесу было непросто настолько четко выделять отдельные ощущения. Наверное, все из-за картины, которая легко запечатлевается в памяти... хотя лич четко осознает: это просто сон.
Но секунду назад меч Аунара с удивительной легкостью пронзил его собственную грудь со спины - и теперь в сторону Карбьера смотрело только лезвие, а у его ног лежало золотое кольцо в виде змеи. Керастес резко извлекает меч из чужого тела, и кровь оказывается повсюду, очерчивая место страшного преступления... которое сама она будто не замечала.
Взгляд Архаас был совершенно спокойным, даже радостным, когда она смотрит на кого-то за его спиной. На мужчину, как две капли воды похожего на Аунара... если бы тот был человеком. Его рука, абсолютно ледяная, ложится на плечо Карбьера, и лич понимает, что все тело замерзло и окоченело прежде, чем руки успели бы схватить кольцо. Он поднимает его.
Его не так просто звали Холгейром - в точности, как название сурового северного ветра в разгар Бурана.
Мужчина с легкостью переступает тело темного эльфа, а после надевает на палец окровавленной руки ослепительно счастливой Керастес такое же, но серебряное кольцо, а она - золотое на его собственный. 
Будто все так и должно быть, а Аунар лишь досадная, кровавая ступень на пути воссоединения влюбленных.
«Ей не привыкать, не привыкать убивать все, что уста зовут любимым» - коварно шепчет на ухо Карбьера Аферма, после чего вырывает его из оцепенения, возвращает в реальный мир.
И оставляет думать о том, что правда, а что - вымысел ревнивой богини.

– Ну а мне все равно, – равнодушно разводит руками некромант, значительно подобревший после сытного горячего ужина и нескольких бокалов вина,– будто наших проблем мало. Мы и так в последнее время что-то увлеклись решением чужих, словно так и надо, а бедняга Карбьер за всех вынужден отдуваться, пытаясь решить все мирным путем. И кстати, ты там как, в порядке?

Мужчина был заметно обеспокоен тем, что происходило в купальне, ведь жена отсутствовала слишком долго, что наводило на мысли касательно проведения того самого ритуала, в сути которого некромант до сих пор толком не разобрался, но понимал – за такие способности и долгожительство есть своя плата, болезненная и мучительная. Аунар уже не раз замечал, что одна лишь мысль о страданиях Керастес приводила его в неописуемую ярость, и порой ему было невероятно трудно сдерживаться, чтобы не начать в исступлении убивать вообще всех, кто хоть как-то был причастен к ее боли, но хуже всего было то, что он сам, пусть даже невольно, но был к этому причастен. Нет, она ошибалась, если думала, что он любит ее лишь потому что так было сказано, из-за одной лишь противоречивой информации из запутанного, безумного и невозможного, казалось бы, прошлого. Любит он ее совсем по другой причине, до банального и смешного простой.

– Вот только оборотней не хватало. Черт, эту братию я ненавижу особенно люто, гаже любых, даже самых гнусных вампиров. У вампиров хотя бы порой есть эстетика, элегантность, и они не лишены благородства, чего про оборотней я сказать не могу. – Пусть даже он уже был сыт, но Керастес за ее трапезой составил компанию, ведь местные куры на вертеле были просто чудо как хороши, ими и не грех было объесться. – Да, хорошенько поспать тебе не помешает. Вот что, держись за меня покрепче, а то еле на ногах уже стоишь.

Доброе вино и хороший, пожалуй, даже слегка обильный ужин тоже сделали свое дело, и некромант крепко проспал до самого утра, но встал все равно первым, приводя себя в порядок и заказывая горячий завтрак с таким расчетом, чтобы они поели сразу же после пробуждения жены. Карбьер, понятное дело, к завтраку не спускается, но вот когда они решают его проверить, то обнаруживают записку, которую Аунар читает с хмурым, обеспокоенным выражением лица, протягивая жене деревянную кружку с горячим сибом, который, по его мнению, был эффективнее и лучше теплого молока с медом.

– Уже не в первый раз такое случается, но я за него переживаю, хотя и догадываюсь о причине таких отлучек. Надо навестить его, да не мешкая.

Следовало бы прирезать кого-нибудь по дороге, чтобы восстановить силы лича, которые были крайне ограничены в последнее время, а в виду отсутствия постоянной подпитки так еще и наверняка изрядно истощились. Впрочем, Аунар обеспечил ему славный обед, образно говоря конечно на том невольничьем корабле, где боли, мучений и смерти хватало вдоволь, но нельзя же было бесконечно черпать силы в таком источнике, да и к тому же они там пробыли не так долго по вполне понятным, банальным причинам.

Снег под ногами хрустит громко и весело, а звук этот мягко вплетается в какофонию уже давно не спящего города: в ней стук каблуков и тихие разговоры прохожих, неспешно направляющихся по своим делам, скрип телег и крики возниц, рассекающих по широким дорогам Палантира. Карбьеру, кажется, даже не нужно поднимать век, ведь картина всего происходящего уже стоит у него перед глазами. Знакомая и чуждая одновременно.

Силуэт его тенью лавирует между горожанами, не оставляя в их памяти и намёка на черты очередного путешественника, волею судьбы попавшего во владения их эрцгерцога, и он, в свою очередь, отвечает им взаимностью, уверенно двигаясь вперед.

Лич не взялся бы утверждать, что знает, куда идет. Но чувствовал – тело, по старой памяти, само приведет его куда надо. А надо ему на кладбище.

С самого начала это была глупая и рискованная задумка, прийти туда в поисках неведомо чего. Он настойчиво пытался убедить себя в том, что этот порыв не более, чем зов его мёртвой сущности, нуждающейся в подпитке особенно сильно после пребывания в Фантасмагории. Оно, право, выматывало не хуже долгого колдовства, но всё же лишь вторило менее прагматичным желаниям Карбьера.

Ему надо было кое-что выяснить. Кое-что важное лишь для него.

Избрав пешую прогулку вместо того, чтобы оплатить себе комфортную поездку в одном из снующих по городу экипажей, лич надеялся, что морозный зимний ветер немного освежит мысли, затуманившие ему рассудок, но всё, что сумел получить – минутное избавление от слабости в мышцах. Приятная мелочь, но совершенно не то, чего он искал.

Черные прутья кованой изгороди кладбища резко выделяются на фоне недавно выпавшего снега, сплетаясь между собой в причудливый узор. На нем серебром сияли святые символы белой луны, оставленные рукой одного из кудесников. Досадная неприятность, омрачающая пребывание Карбьера здесь не только живым, но и мёртвым.

Не критично.

Ворота скрипят по-настоящему оглушительно, стоит незваному гостю ступить в колыбель усопших, и оповещает всех спящих – у них посетитель. Почти ненавистный. Почти долгожданный.

И, разумеется, единственный. Кому ещё вздумается пойти на кладбище в самом начале рабочего дня, да ещё и в канун праздников? Нет, в Палантире не водилось традиции навещать мертвецов при любой удобной возможности, да и минимальные нормы тут соблюдались со скрипом. Живым не до мертвых. И это взаимно.

Прежде путь, знакомый лишь смутно, вовсе утратил все ориентиры – надгробные камни и плиты не отличались особым разнообразием, а сейчас, припорошенные снегом, так и подавно. Но что-то продолжает толкать вперед, и он не сопротивляется, позволяя себе поддаться потоку этого странного чувства, как пловец течению реки. Стоило ли рассчитывать, что в конечном итоге он не пойдет ко дну? Кто знает, кто знает.

- Ищете кого-то конкретного, милсдарь? – Старческий голос за его спиной не был неожиданностью. В тишине кладбища каждый шорох был подобен грому, что и говорить о шагах прихрамывающего на одну ногу сторожа.

- Уже нашел – Тихо отвечает Карбьер, убирая налипший на камень снег, чтобы прочитать заветные имя и дату.

Старик хмыкает. Почти слепой, но кладбище он знал как свои пять пальцев, а потому не было для него загадкой то, что личу открылось далеко не сразу.

- Давненько никто не навещал чету Ла’Кримов. Другом им приходитесь али как?

- Вроде того – Он отвечает уклончиво, полностью поглощенный намерением вчитаться в высеченные в камне буквы. Взгляд его спокоен, но вот мертвое сердце готово рухнуть куда-то глубоко-глубоко, чтобы ставить после себя только ощущение холодной пустоты – Карбьер нашел то, что искал. Нашел свою собственную могилу.

- Эх, славный был мальчонка – Сторож был явно настроен на беседу: облокотился на имевшуюся при себе лопату и прикурил – Книжками своими умными зачитывался, да сюда прибегал по ночам, медитировать мол. Эк я его по молодости гонял-то, сорванца, а. Да вот только пропал он уже лет эдак семь назад. Уж сколько было скандала вокруг могилы его, весь город на ушах стоял…

Лич обернулся, воровато оглядываясь по сторонам, пока его собеседник делал новую затяжку. Как бы не узнал никто, чем он тут интересуется.

- Это почему же?

- Да вот! Вздумалось отцу его похоронить спустя пять лет после пропажи. Не вернется, мол, так и нечего душу травить этими поисками, которыми невеста его устроила бывшая на пару с сестрами. А эти в крик, в истерику! Чуть самого торговца в эту самую могилку-то и не свели, да только тот упертый, как баран, своего добился. Пустая она, могила эта, нехорошо.

- Нехорошо – Эхом отозвался Карбьер, поднимаясь с колен и отряхивая их от снега. Только рука случайно мазнула по соседнему надгробию, позволяя разглядеть ещё одну табличку с именем.

- Рядом с сыночком и матушку схоронили – Невзначай обронил старик – Сердце, говорят, не выдержало после похорон, да так она и слегла, несчастная. Только чушь это, не любила она сына своего, чтобы так после смерти его горевать. Уж ей-то пустая могилка нужнее была.

Он гадливо захихикал, и личу сделалось не по себе. Откуда только этот пройдоха столько знает, да ещё и рассказывать не боится, в близости святых символов. Хотя это Карбьеру известно отлично. Уж не этот ли же пройдоха когда-то обучил его прислушиваться к гласу мертвых?

Странные господа эти, хранители кладбищ, как на подбор.

- Благодарю за беседу, добрый господин – Помолчав некоторое время, лич медленно двинулся на выход. Солнце убыло уже высоко, а значит, ему стоило поторопиться, если хотелось вернуться в гостиницу к обозначенному самолично сроку – Прощайте.

- Бывай, вороненок – Всё с тем же неприятным хихиканьем отвечает ему сторож, когда Карбьер проходит мимо, а тот и замирает статуей на середине пути. Узнал-таки, негодяй – И, уходя, помни – земля тебя не примет. Могила так и останется пустой.

Слова, крутившееся у него на языке, оседают в горле, не давая вымолвить и слова, ведь повернувшись к своему старому другу и наставнику, он не видит никого и ничего, даже следов от ботинок. Вдалеке раздаются звуки возни, с пронзительным визгом отворяется дверь маленькой сторожки на самом краю кладбища.

- Э, милсдарь! – Кричит ему новый сторож, молодой и явно проснувшийся после пьянки – Вы ищете чего что ли?

Карбьер только головой покачал, пряча улыбку. Всё что хотел, он уже нашел.

- Уже нашел – Повторяется и это рождает усмешку на его губах – Давно ли, друг мой, здесь появлялись кудесники Животворящего? Кажется, кто-то повредил защиту на воротах.

- Тю-ю, ещё один ревизор нашелся – Пробубнил парень, себе под нос – Эдак они ещё со смерти прошлого сторожа поврежденные, символы эти, да никто восстанавливать их не спешит. Мёртвым, поди, без надобности причуды живых.

- Ваша правда – Карбьер кивает и спешит удалиться, отмечая, что с визитом немного затянул.

Нужно было торопиться обратно в гостиницу или, что лучше, привести грифона и лошадей к стойлам, пока стражники не пришли по их души с уже более весомым обвинением – оставление опасного зверя без контроля и прямо под городскими стенами. Как бы он на прохожих кидаться не начал.

Снова не удосужившись воспользоваться услугами одного и возниц, Карбьер медленно, но уверенно бредет по городским улицам, пребывая после произошедшего в легкой задумчивости. Ночное видение позабылось под впечатлением от более свежего. Можно было и не сомневаться в том, что старый пройдоха ещё при жизни нарушил магические плетения, поскольку сам был магом, и ныне, привязанный к месту своего захоронения, бродил по этой грешной земле в виде призрака. Да вот только зачем? И что значили его слова про землю? Единственная из догадок, настойчиво посещавшая лича, ему не особо нравилась – Аферма не позволит ему умереть до тех пор, пока он всё ещё для чего-то нужен ей здесь. Не то, чтобы он стремился к смерти, вовсе нет. Однако факт оставался фактом, он нужен богине, и это совсем не радовало.

Боги далеки от простых смертных, замысел их непостижим даже самыми верными последователями.

Звук стремительно приближающихся шагов, немного выбивавшихся из ритма остальных, и взмах руки привлекают внимание Карбьера, заставляя оставить свои размышления до следующего раза.

- Ах, не ожидал встретиться с тобой раньше обеда, Аунар – Он действительно удивлен, но лицо его спокойно и приветливо – Да, всё в полном порядке. Вынужден снова извиняться за своё столь неожиданное исчезновение, хотя, уверяю, ничего дурного за ней не стоит. Ты ведь направляешься за нашим пернатым другом? Я рассчитывал привести его сам, но вместе это сделать будет, разумеется, сподручнее. Уж как бы не увели нашего красавца куда-нибудь, да так, что придется нового искать.

Грифон никуда не девался. Напротив, он оказывается именно там, где его оставил Карбьер, и встречает их пронзительным криком в попытке извернуться в и без того запутавшейся между его лап привязи. Их не было от силы ночь и пару часов, а Орфей успел здорово проголодаться - испуганный вид лошадей был тому свидетельством.
Освободившись от своей импровизированной удавки в виде веревки, грифон распушивается и расправляет большие крылья, словно какой-нибудь павлин при королевском дворе, а после торжественно следует за Карбьером, то и дело тыкаясь огромным лбом ему в спину в целью разнюхать где припрятано мясцо.
В гостинице появление столь крупного зверя воспринимают с удивлением, поскольку стойла для грифонов имелись далеко не в каждом заведении Палантира: чай, владеть таким удовольствие не из дешевых. И им приходится оплатить место в куда большем заведении по соседству, где могли позаботиться о пернатом пройдохе. Навестить его можно всегда, Орфей явно уже мечтал быть поглаженным еще и своей хозяйкой.
Которая, к удивлению, даже не встала с кровати ко времени их возвращения, хотя было далеко за обед.
Когда дверь открывается, она приоткрывает глаза, щурясь от света из окна, а затем протягивает из-под одеяла руку навстречу Аунару.
- Холгейр... когда мы уедем домой? Здесь так холодно, я хочу поскорее оказаться дома. - в комнате было откровенно душно, но уж никак не холодно, как снаружи. Все так же, как и утром: она смотрит на них, но будто не видит, хотя выглядит бодро.

С грифоном на удивление проблем не было – видать, зверь им попался все же достаточно смышленый, чтобы понять и оценить все преимущества своего нового положения, когда не нужно умирать от голода в случае неудачной охоты и рисковать своей шкурой в жалких попытках заполучить хоть кусочек чего-нибудь съестного. Орфей, похоже, был из тех видов живности, которая ценила удобство и сытость, охотно променяв их на некую эфемерную свободу, не стремясь более показать норов и уж тем более не пытаясь обозначить свою важность как главного в, ведь в этом случае ему бы очень не поздоровилось – ни лич, ни уж тем более темный эльф шутить с ним не собирались, это было бы понятно и самой тупой скотине.

– Не то слово, и мороки с нашим ручным питомцем изрядно. Когда уже он пользу-то приносить будет?

А вот Керастес встречает их, вернее будет сказать, его явно не в лучшем виде. Мужчине очень не понравился этот взгляд, в особенности в сочетании со сказанным женою. Что за чертовщина, она его принимает за Холгейра? Но ведь это не так, у него вообще ничего общего с тем северянином не было, кроме разве что мастерства владения мечом, но мало ли в мире существует искусных фехтовальщиков? Внешне, да и поведением тоже они разительно отличались.

– Сейчас проверю. Вероятно, стоит обратиться к врачу, да. Но и твоя помощь тоже будет неоценима.

Аунар с весьма обеспокоенным видом медленно подходит к жене, нащупывает пульс, считает его и затем кладет руку на лоб женщины. Что же он обнаружит?

Во взгляде Керастес, слишком ясном и осознанном для взгляда больного человека, читается столько непонятной для лича ярости, что невольно можно было бы подумать, будто она все же решила затаить на него обиду за вчерашний вечер в темнице. Не впечатленный, но крайне обеспокоенный, он медленно убирает ладонь, в удивлении слегка приподняв одну бровь.

- Сколько эмоций - Нервно усмехнувшись, Карбьер смотрит в сторону Аунара, понимая, что выяснить причину странного поведения сестры врядли удастся разговором с ней. Она явно не в том состоянии - Кажется, я поторопился с выводами, назвав это простой лихорадкой. О, если бы только мне дано было знать чуть больше об Архаас. Может, это из-за настойки? Можешь найти тот флакон, из которого она выпила вчера?

Лич ловит на себе очередной злобный взгляд, но на этот раз хмуро всматривается в глубину глаз Керастес: не расширены как прежде её зрачки? Обвинять во всем зелье было странно, ведь действие его должно было давно истечь, однако, за неимением других, более правдоподобных вариантов, надо было проверить и эту версию.

Заметить неуловимое присутствие фамильяра сестры Карбьеру удаётся не сразу - не до того было, но и ей выпадает своя порция внимания. О, если бы она только могла разговаривать, определённо, Фиалка могла бы поведать о том, как вылечить свою хозяйку от неизвестного недуга. Судя по её более или менее спокойному виду, происходило это не впервые.