Болезненный стон, вырвавшийся из у нее, кажется ужасно громким в тишине и мраке пещеры.
Паучий яд не из тех вещей, эффект которых заставляет себя ждать. Керастес едва удается поставить злосчастную левую ногу чтобы встать, как скользкий камень лишает нечувствительную конечность равновесия. Она ударяется, но не чувствует боли, только тупое онемение. Холодный воздух немного отрезвляет, давая понять: выход рядом.
Выход стоит того, чтобы продержаться еще немного. Пауки отвлекаются на что-то в стороне, и она использует выигранное время чтобы ухватиться за камень и выползти из щели, в которую провалилась. Даже на такое простое действие уходит невероятное количество сил, а на камне позади остается шлейф из крови. Мокрые ноги и отсутствие верхней одежды едва ли были наилучшими условиями для выхода наружу... но здесь - только смерть, при чем довольно скорая.
Кажется, на несколько секунд (а может и часов) Керастес отключается, потому что стоит ей моргнуть, как мир наполняется всем и сразу: болью, зудящим онемением, знакомыми голосами, шипением паука, пораженного ядом ее крови. Она видит Аунара и верит в то, что это лишь галлюцинация, навеянная ядом - до сих пор здесь не было ничего, кроме темноты, а она не слышала, как он подошел.
- ...на...ружу... - скорее выдыхает, чем говорит Керастес. Видение или нет, но она знала наверняка - пауков здесь еще много. И если это не плод воображения, нужно было уходить отсюда прежде, чем они доберутся сюда. Не окажись с ней в пещере полумертвого бандита, все закончилось бы уже к этому времени.
Удар паука оказался крайне удачным для него: мощная лапа оставила огромную рану в боку, из-за которой буквально в несколько секунд Буревестная потеряла довольно много крови... а с учетом яда, скорее всего эта встреча с местной фауной закончилась бы для нее весьма печально, если бы не удача и своевременная помощь. Глиф срабатывает и рана медленно, мучительно медленно, но затягивается, в то время как сам магический предмет рассыпается в руках Аунара, растеряв свою волшебную силу. Кожа Керастес остается мертвенно холодной, а сама она - в каком-то полузабытье, разительно отличавшемся от того состояния, в которое впал сам некромант после отравления. Для подобного яда она была слишком тихой, с трудом преодолевая сонливость.
Керастес уже не помнила почему, но твердо знала - спать нельзя.
Ядовитая кровь, покрывавшая ее одежду, тут же обжигает руки некроманта. Без дополнительной преграды между кожей и алой жидкостью ему не унести ее далеко, не потеряв при этом обе ладони.
Аунар что-то говорит, и это помогает сохранять сознание. Неужели выход так далеко? Неужели еще очень долго? Дольше, чем осталось?
Пауки же, доселе увлеченные преследованием добычи, оказались не прочь ухватить побольше мяса и ринулись на Карбьера. Особь поменьше уверенно атакует его, в то время как более крупный, пораженный ядом, не демонстрирует подобной прыти, и наносит удар следом.

Было заметно, что раны темнокожей затягиваются и что кровь перестает течь – не обманул все же торговец, которого в противном случае Аунар бы и с того света достал случись что не так, но от яда-то глиф не помог, это тоже было видно. Жена на его руках была холоднее льда, что темному эльфу очень и очень не нравилось. Похоже, что чертов яд успел основательно ее отравить, и это при том, что она ядами обычно угощается как деликатесами. Аунар скрипит зубами от негодования и боли в обожженной кровью руке, но не выпускает Керастес из рук, вместо этого деликатно опуская ее на землю, придерживая здоровой рукой в перчатке и выхватывая из-за спины посох, атакуя двух пауков колдовскими стрелами, одного уничтожая на месте, а вот второго только задев, но все равно у Карбьера теперь на одного противника было меньше.

– Я вынесу ее наружу, и жду тебя следом. Не мешкай, здесь этих чертовых тварей может быть и дюжина, и сотня.

Кивнув другу, некромант снова берет Керастес на руки и, сжав челюсти до хруста, упрямо бежит на свет, вскоре оказываясь на поверхности, старательно игнорируя острую, ноющую боль в изъеденной жгучей кровью руке. Хорошо еще, что вторая рука была закована в зачарованную перчатку, которой даже кислота была нипочем, и заодно здорово пригодилось жуткое свойство этой собственноручно изготовленной некромантом перчатки, которая восстанавливала часть его жизненных сил после смерти любого живого существа, стоило тому погибнуть от его меча либо магии, поэтому попавшей на правую руку крови было недостаточно, чтобы прожечь плоть темного эльфа до костей и сделать его калекой, вот только мучительная боль никуда не делась. Впрочем, что значила эта боль по сравнению с тревогой за состояние возлюбленной?

–Да не молчи, говори со мной, – отрывисто бросает некромант, бережно укладывая Керастес подле обеспокоенного Орфея на плащ и проворно извлекая из указанной сумки пузырьки с зельями, – скажи, откуда ты знаешь того бандита и, что еще важнее, откуда он знает тебя? Похоже, ты ему уже когда-то здорово насолила.

Откупорив первый пузырек, темный эльф выливает первое зелье прямо на затянувшуюся рану, неукоснительно следуя указаниям их друга-алхимика, а второе осторожно вливая в рот жены, присев рядом с ней и аккуратно придерживая за голову, чтобы та не захлебнулась. Теперь оставалось лишь ждать, пока антидоты сработают, и это ожидание для взволнованного мужчины было самым мучительным. Прекрасное начало нового путешествия, нечего сказать, когда едва-едва оправившаяся от лихорадки Керастес угодила в логово пауков, где оказалась ранена и отравлена ими.

Прыткая тварь не собирается сдаваться, даже не смотря на то, что её соплеменник только что был сражен магической стрелой – заклинание пробило голову паука, и её мерзкое содержимое сейчас красовалось на стенах пещеры, поблескивая в свете наколдованного огня. Аунар прав, задерживаться здесь нельзя, ведь звуки борьбы с легкостью могут привлечь ещё больше монстров, а принять бой с ними значило потерять драгоценное для Керастес время. Ей нужна была помощь и притом срочно.

Вместо ответа – очередной удар о щит, от которого тут же разлетелись яркие искры. Паук был увлечен новой жертвой и не замечал ничего вокруг, потому некроманту с Архаас на руках удается покинуть поле боя без ненужного внимания. Сам лич некоторое время кружит по своеобразной арене: уйти от источника света было нельзя, в противном случае соперник, и без того имевший преимущество, может стать ещё сильнее.

Лучше призвать помощь до того, как это сделает всё ещё живой паук.

Едва переставший биться в посмертных конвульсиях труп, лежавший чуть поодаль, зашевелился вновь. Сначала неуверенно и неуклюже, на ноги он встает не с первой попытки. Пустые глаза-бусинки сияют потусторонним огнем – послушное умертвие готово исполнить любой приказ своего новоприобретенного хозяина, и тот не заставляет себя долго ждать. Монстр не ожидает атаки от павшего сородича, а потому хелицеры с легкостью вонзаются в место, где хитин был наиболее тонким. Хруст заглушает пронзительный визг монстра, которого заваливают на спину. Решающий удар приходится прямо в незащищенное брюшко, безжалостно его вспарывая.

Бой был окончен, и теперь личу следовало немедленно убираться отсюда. Вдалеке уже слышался стрекот приближающихся жителей пещеры.

- Тебе предстоит оказать мне последнюю услугу – Он касается рассеченной головы паука пальцами, вкладывая в неё знание: биться нужно до последнего. Совсем скоро состоится новая бойня, но Карбьер уже не станет её непосредственным участником, стремительно приближаясь к выходу наружу.

Свет и свежий воздух оказываются неожиданно привлекательными для того, кто ранее был к ним абсолютно равнодушен – лич делает жадный вдох, едва показавшись из пещеры, и тут же осматривается, без проблем находя взглядом Орфея, Аунара и Керастес.

- Как она? – Интересуется он у друга, подходя ближе. Карбьер не сомневался, что он сделал всё, как было сказано ранее, но это вовсе не означало мгновенное исцеление. Отравления опасны непредсказуемостью, но знавший немало о ядах лич хотел надеяться, что его навыков хватит для того, чтобы помочь сестре выкарабкаться из очередной передряги. По крайней мере он знает, яд пауков на Фирсе не смертелен. Не в крупных дозах – Нужно… нужно согреть её. Кровь не должна застаиваться.

Кристаллы, ранее спасшие его от риска превратиться в ледяную статую, теперь гораздо сильнее нужны Керастес и без промедления ложатся на грудь и живот. После Карбьер кутает её в свой плащ.

- Погрузим её на Орфея и доставим к ближайшей деревне. Должен быть в этой треклятой округе хоть один постоялый двор… Только что делать с бандитом на опушке? Я вовсе не против оставить его там на всю ночь, но найди его кто, и возникнут вопросы.

Поцелуй на фоне мороза кажется особенно горячим, и Буревестная ехидно усмехается, довольная полученным "презентом". Оставалось только надеяться, что таким путем яд не передавался. Орфей в попытке причесать перья чуть не попал своим клювом в голову потерпевшей, за что и получил по нему, смиренно ожидая возвращения второго лояльного к себе человека - Карбьера.
Лич не заставляет себя ждать, хотя судя по его спешке, которая здорово веселит Керастес, отправляться стоило немедленно: им не повезло разворошить паучье гнездо немалой величины. Брату приходится не без труда расцепить онемевшие холодные пальцы архаас, высвобождая оружие, которое она не выпустила из рук ни на секунду даже в подобном состоянии. Их с хлыстом связывал инстинкт - выживание Буревестной напрямую зависело от ее оружия, а потому оно стало чем-то вроде дополнительной конечности, расстаться с которой равносильно смерти.
- Их... много... - выдыхает она с чрезвычайно блаженным выражением лица, когда Карбьеру и Аунару не без труда удается усадить Керастес на спину Орфея. Ехать самостоятельно в подобном состоянии она не могла - руки и ноги по ощущениям будто поменялись местами, наполовину она их чувствовала, а на другую половину - нет, отчего шатало из стороны в сторону.
Пока Аунар занимался разбойником, им удалось кое как выйти из леса - Орфей вел себя более менее послушно, и не скакал как бешеный, очевидно обеспокоенный запахом крови. Не так плохо, что их знакомство с пернатым чудовищем началось с раны - в какой-то степени их питомец ощущал свою вину теперь, когда его хорошенько прикормили, и подобные ситуации заставляли те крохи мозгов, что у него имелись, работать как следует.
Ехать становится проще, когда Аунар присоединяется к спутникам на спине зверя - Керастес оказывается между ними и падать ей некуда. Кровь постепенно очищалась от яда, и это чувствовалось по тому, как усиливалась ее дрожь. Отупение переходило в естественный болевой шок, а веселый белоснежный пейзаж стал не таким размытым, но покрытым черными пятнами.
Но со всеми этими проблемами с часу на час вернется и лихорадка - тоник, приготовленный Карбьером, явно не предусматривал подобных приключений, и у них не было ни капли времени на возвращение в Палантир с добытым посохом. Но в чем-то удача им улыбнулась - найти постоялый двор удалось еще до заката, благо, в начале дня они проделали достаточно длинный путь от города и в этой местности ожидали торговцев на ночлег. Местная хозяйка оказывается расторопной и молчаливой, да и не похоже, что в тишине деревни их поджидали срочные поручения. Вида окровавленной руки Керастес, выглядывающей из-под плаща, было достаточно, чтобы отбить все желание задавать лишние вопросы.
К этому времени ее трясло уже не от сдерживаемого смеха, а от холода и лихорадки. Зрачки сузились, взгляд стал яснее, хотя шатало Буревестную так, словно она перепила в местном трактире.
- У нас тут целительница имеется, может послать сына? Уж за монетку поможет, коль такое дело. Она у нас добрая бабка. - говорит встретившая их женщина, с материнской озабоченностью оглядывающая темнокожую иностранку, которая была на полторы головы ее выше.

Во врачевании Аунар мало что смыслил, но ему не нравилось, что несмотря на все принятые меры жене явно требовалось продолжительное лечение. Или же, быть может, именно поэтому, ведь ни глиф, ни антидоты не были абсолютной панацеей, тут помогла бы разве что могущественная магия исцеления, да и то спустя лишь какое-то время. Куда проще не попадать было в такие ситуации, но теперь уж ничего не поделаешь. И все же что-то странное, если не сказать – страшное происходит с их удачей, которая раз за разом подводит их чуть ли не к краю пропасти, и только немалыми совместными усилиями им еще как-то удается не свалиться в нее. Раньше ему удавалось выживать только благодаря недоверчивости и осторожности. Следовательно, не мешало бы распространить эту тактику на всю свою небольшую компанию.

Сама деревня не внушала опасений, но это решительно ничего не значило, поэтому первым делом темный эльф сотворил надежное и незаметное сторожевое заклинание, уже знакомое Карбьеру – несколько дюжин крохотных неприметных глаз разлетелись по всей деревне, прячась в округе и зорко наблюдая за всем происходящим. Такое заклинание немедленно дало бы знать, окажись где-то поблизости лихие люди, замыслившие отравить, убить и ограбить необычную троицу. Причина была, ведь наличие ручного грифона говорило о больших деньгах, а раненная спутница являлась обузой, которой грех не воспользоваться.

Внешне темный эльф был вполне спокоен, но на самом деле пока еще успешно скрывая за этим фасадом невозмутимости тревогу, беспокойство и переживания. Да, его заклинание обязательно предупредит о возможной опасности, но что если здесь еще окажется очередной могущественный колдун, который вполне сможет обойти даже его колдовских соглядатаев? Впрочем, Аунару было чуть легче, чем раньше уже по одной лишь причине наличия надежного, проверенного друга, которому можно и нужно было доверять, ведь уже не счесть сколько раз лич их спасал из весьма трудных ситуаций.

– У меня для тебя небольшой подарок, дружище, – проговорил Аунар, едва они остались втроем в небогатой деревенской комнатушке, доставая из сумки завернутую в окровавленную тряпицу склянку. – Сердце той мрази, напитанное страданиями и мучениями, которое я вырезал из его груди сразу после отрубания головы. Еще теплое.

Для лича, насколько вообще некромант их знал, такое было настоящим деликатесом, сродни сладкому кремовому рулету для обычного смертного, только-только испеченного и источающего невероятно соблазнительный аромат. Вручив мрачное угощение Карбьеру, мужчина занялся Керастес, начиная ее терпеливо кормить с ложечки заблаговременно заказанным ужином, среди которого была большая чашка крепкого куриного бульона, печеный картофель и жареное мясо. Сам он к еде не притронулся, пока не убедился, что жена наелась и напилась сибом, лишь после всего этого принимаясь за трапезу сам. В качестве еды он был уверен, ведь один из сонма призванных им глаз неотрывно и пристально следил за всем процессом готовки ужина от начала и до самого конца.

Закончив с врачеванием, в котором Карбьер был человеком неопытным, а потому дело это отнимало у него много пускай не физических, но моральных сил – знать, что каждое твое действие может нанести ещё больший вред, действительно непросто – он устало опускается на стул подле кровати. Если так пойдет и дальше, то ему придется всерьез взяться за изучение лекарского ремесла. Обучаться чему-то не из интереса, но из нужды – сущая пытка, но обстоятельства слишком часто вынуждают его противостоять главному своему союзнику, смерти. Лич-медик, звучит как несмешной анекдот.

Он негромко хмыкает, а после поднимает взгляд на Аунара, слегка склонив голову. Подарок? Это где же он успел раздобыть здесь что-то стоящее?

Ответ не заставляет себя долго ждать, и вот уже мгновенье спустя лич неотрывно смотрит на склянку с всё ещё тёплым сердцем бандита. Взгляд его делается непроницаемым – некромант действительно знал, чем можно порадовать мертвеца. Порадовать ли? С самого начала он старался воздерживаться от кровавых трапез, а отголоски человечности вопили в нем об отвращении и их дикости.

А что человечность скажет сейчас?

Карбьер безропотно принимает склянку из рук Аунара.

- Большим подарком было бы только увидеть его голову на позорном столбе у врат Палантира – Отвечает он с легкой усмешкой и прячет её в сумку. Не стоит кому-то постороннему видеть, что носит при себе и без того вызывающая массу подозрений компания. Раздражение Керастес веселит и радует одновременно – оказывается, видеть злость на её лице всяко приятнее того блаженного выражения – Боюсь, наша плата – возможность не быть заключенными в темницу за обман представителя власти. Разве что капитан смилуется и действительно решит расплатиться с нами как положено? Что-то я сомневаюсь.

Уж о том, чтобы вернуться в Палантир тем же способом, которым они из него отбыли, Карбьер даже упоминать не желает – больно свежи были впечатления от поездки верхом на грифоне. Да и успеет ли Керастес оправиться к тому моменту?

- Я предлагаю заняться делом более насущным. Что на счет того, чтобы попытаться отыскать лагерь бандитов? Где-то же они хранили награбленную добычу, а о возвращении её владельцам капитан не обмолвился. Уговор был только на посох.

Никто из спутников Карбьера не выдает разочарования или осуждения принятием "подарка" - напротив, они относятся к этому... слишком естественно, как будто никак иначе поступить было нельзя. Например, последовать высокодуховным принципам морали. Впрочем, слова "мораль" и имена его друзей было смешно порой даже в одном предложении использовать.
На мгновение кажется, что тарелка полетит в одну сторону, а ложка - в другую, так мрачнеет Керастес от собственной беспомощности. Но Карбьер был прав. И ей следовало как можно быстрее взять в руки собственное состояние, если они хотели успеть по делам Аунара. Быть обузой было раздражающе, но смысл раздражения Буревестной был ясен.
Если бы не ее спутники, она была бы уже несколько раз мертва. А "умереть" не входило в планы архаас.
Хотя время неумолимо навязывало новые условия этого приключения, в которых от нее зависело уже не все, а лишь что-то.
Поев, она укрывается и ложится, не в силах бороться с накатывающей сонливостью. Отдых вряд ли исправит многое от ущерба, нанесенного сегодня, но это уже вошло в привычку... быть на пределе.
- Раз они часто прибегали к этому посоху и его каждый раз кто-то зачаровывал заново - лагерь где-то неподалеку от пещеры, в том же участке леса. Не думаю чтобы они решились разместиться под землей, уж больно слабая шайка, вдобавок их мало. Сомнительно, что за хромыми и ущербными много кто пойдет. Можно использовать поисковое заклятие на посохе чтобы найти заклинателя... вы же взяли посох?

– Сегодня отъедаемся и отдыхаем, а завтра вечером я при помощи духа-шпиона поищу лагерь разбойников и заодно попытаюсь им разведать, не осталось ли у них чего-то ценного. Сегодня у меня что-то все плохо получается, прямо из рук вон плохо. Лучше не искушать судьбу лишний раз.

Этак их путешествие здорово затянется, устало подумал наконец-то наевшийся некромант, с сомнением пробуя здешний самогон, но находя его достаточно сносным, с хрустом закусывая соленым огурцом. С их везением на самого разного рода приключения проблемы сами их находят буквально где угодно, что отнюдь не радовало. Может, надо уже поменьше прислушиваться ко всяким просьбам да о себе подумать немного? Они все уже не раз убеждались в том, что достаточно один раз твердо сказать “нет”, и многие проблемы их попросту не коснутся. Хотя, вот тому капитану отказать было довольно опрометчиво, ведь в таком случае окажись они вдруг снова в Палантире или даже его окрестностях, и проблем не избежать.

– Мы слишком часто задумываемся о нуждах других, и слишком уж потакаем нашей совести. Возможно, что отчасти мы поступаем верно, но в ущерб себе. И ладно бы за достойную награду, так нет, нам даже спасибо никто не скажет. Я не хочу сказать, что следует вести себя как отпетые негодяи, но мы ведь не святоши, посягнувшие на вечное служение народу и Церкви. Те то хотя бы живут на щедрые пожертвования.

Закончив свою короткую тираду, некромант снова отхлебнул самогона и захрустел огурцом, лишний раз убеждаясь, что добрыми делами карманы не набьешь, а сейчас вопрос с финансами у них стоял особенно остро.

Отредактировано Аунар Баэвиир (2021-01-24 20:02:53)

- Сегодня нам всем требуется отдых, это факт – Соглашается Карбьер, устало прикрыв глаза. Даже мертвец чувствовал себя вымотанным после всей той череды событий, обрушившейся на их компанию сегодня, но особенно – из-за той вспышки холодной ярости, демонстрировавшей не самую лучшую его сторону. За собственную несдержанность было стыдно в первую очередь перед Аунаром, ставшим её свидетелем, а вот что до раскаяния… раскаяния в личе не было совершенно. Выпади ему ещё одна такая возможность, и он бы, несомненно, ею воспользовался. И это его не радовало.

Садизм определенно не вписывался в рамки образа порядочного человека, но можно ли было считать его открытое проявление доверием к собственным товарищам? Открыть самые темные свои стороны, зная, что тебя не осудят. Что же, даже если и так, то способ весьма и весьма специфический – Карбьер явно не захочет прибегать к нему вновь.

Короткий монолог некроманта находит свой отклик – лич согласно кивает головой, переводя взгляд исподлобья с него на Керастес. Его бы воля, и обходили бы они любой населенный пункт десятой дорогой, как он сам делал это прежде. Люди всегда ищут способ перевалить свои собственные проблемы на других. Больше людей – больше проблем, логика совсем несложная. Но живым спутникам требовалось тепло очага, частые, в сравнении с равнодушным к всякой житейской надобности мертвецом, остановки и прочие необходимые мелочи, которые нигде кроме как в деревне или в городе не отыщешь. Максимум, что они могут себе позволить, так это оставаться равнодушными к всякому нуждающемуся бедолаге. Как показал случай с торговцем, свой нос в чужие дела лучше не совать.

Утром Карбьер берется складывать вещи в дорогу, и Керастес действительно удается застать его врасплох. Он замирает на пару мгновений, повернутый лицом к сумке, а после оборачивается, вопросительно изогнув бровь.

- Интересный вопрос… - Произносит лич немного растерянно, потому как совершенно не знает, что на него ответить. У него уйдет некоторое время на то, чтобы взять себя в руки и неопределенно взмахнуть ладонью в воздухе – Смерть лишила меня многих сожалений, попросту отбив память, и воспоминания о семье для меня… как полотно, на котором размазаны краски. Есть очертания, угадываются образы, те, что когда-то сформировали мои сильные эмоции. Только сейчас я позабыл, что же они для меня значили.

Он неуверенно проводит пальцами по застежке на сумке, о чем-то очень глубоко задумавшись. С окончательным ответом удается найтись не сразу.

- Я скучаю по сестрам – Наконец признает лич – У меня их было две, старшая и младшая. И если были на всем белом свете люди, что любили меня, то они точно входили в их число. Не знаю, что случилось бы, встреться мы в Палантире, но я рад, что этого не произошло. Им… стоит смириться с тем, что их непутевый братец мертв. Даже если могила его пустует.

Карбьер был признать себя последним эгоистом на всем белом свете, но мысль о том, что сестры до сих пор скорбят о нем, рвала мертвую душу на части, а сам он вновь сбегает от встречи с суровой реальностью: сердце его, может быть, мертво, но сожаления в нем живее всех живых.

Недовольно тряхнув головой – давно ли он завел привычку быть столь сентиментальным? – лич продолжает сборы и, желая убедиться в том, что Керастес будет в порядке, устраивает ей последний досмотр. Температура, пульс, здоровый цвет кожи – организм архаас был удивительно крепким в стрессовых ситуациях. Жаль, что демонстрировать эту крепость приходилось излишне часто.

Керастес не до конца понимала ни того, каково это - иметь семью, ни того, тяжело ли потерять воспоминания о ней. В ее памяти ни одно лицо не было предано забвению, но никого не было важнее богини-матери. Правда, матерью она была довольно условной, ибо и дети ее никогда не были детьми, не предавались детским забавам и не отведывали аппетитной маминой стряпни. Но, благодаря дружелюбию жителей Эстэ, она понимала значение семьи для смертных - ее неоднократно впускали в чужой дом и принимали не хуже, чем родную дочь.
Они даже не знали, что у нее никогда не было семьи. Это было... трогательно, насколько Буревестная могла судить. Но как чувствовал человек? И в чем его мироощущение менялось после смерти? Что вообще в смерти было такого, способного изменить само существо изнутри?
- Но... когда они умрут, другого шанса встретиться не будет, разве нет? Сомневаюсь, что любовь к жизни после смерти это у вас семейное. - усмехается Керастес, упаковывая в сумку остатки своего скарба - оставаться дольше было несподручно, придется платить за еще один день, а она надеялась уйти хоть чуть-чуть дальше. - Ты и моргнуть не успеешь, когда это произойдет. Смерть открывает глаза на многие вещи.
Ей ли не знать, какими ничтожными и жалкими кажутся все ссоры и конфликты на фоне ее прихода. Когда человек просто исчезает, ты больше никогда не сможешь ничего сказать ему. Это конец всего, а с тобой - только недомолвки, только та, живая его часть, которую дозволено воскрешать лишь в памяти.
Тело Буревестной постепенно приходит в норму, и осмотр подтверждает это, но надолго ли еще может хватить этой внешней крепости? Лоза усугубляла ее состояние очень стремительно и, хотя сама Керастес виду не подавала, становилось все заметнее, как нелегко дается ей путь по непривычным широтам.
- Что, прямо свой собственный? Жду не дождусь, когда ты построишь его у моих ног, и желательно за счет дома Баэвиир. Как там поется в этой трактирной песне... "Все хорошо, что оплачено, да не за мой собственный счет". - поддевает супруга она, со смехом доедая остаток завтрака и уже слыша крик хозяйки снизу: им во вполне приказном тоне было приказано собираться побыстрее и выметаться, чтоб было время прибраться до следующих постояльцев.
Все так просто и обыденно, как будто никакого кровавого представления и пещер не было. Удивительная способность обращать внимание только на то, что здесь и сейчас.
Морозный воздух царапает горло, а Орфей, кажется, ни капли не заметил, что зима уже накрепко воцарилась на землях Фирса. Снег скрипит под ногами, им не стоило и надеяться на легкую прогулку по лесу.
- Это мой последний плащ и я надеюсь его не промочить. - говорит на опушке Буревестная, указывая Аунару идти вперед. Ведь он пообещал разведку, так что самое время показать всю красоту хваленой магии! - Братец, как насчет небольшой разведки из воздуха?
О, у нее прекрасное настроение, к несчастью спутников.

– Возможно, что и за счет моего дома, – полушутя отвечает темный эльф, – но я не оставлю свою семью без гроша, это тоже стоит учесть. Впрочем, доходы моего дома были весьма приличными, и я сомневаюсь, что ситуация ухудшилась. Скорее даже наоборот.

Да, с ним действительно обошлись весьма жестоко и несправедливо, но Аунар искренне надеялся, что его вызвали не для того, чтобы засадить в тюрьму, а как раз-таки разобраться со всей этой ситуацией. Вопрос только был в одном – почему именно сейчас, почему после смерти отца? Неужели им все это время было безразлично, где он скитается и жив ли он? Это несколько охлаждало безусловно благородные порывы, и заставляло думать в более угрюмом ключе, подпитывая уже его паранойю, которая в последнее время снова начала не на шутку усиливаться.

– Я, пожалуй, тоже останусь на земле, потому как весьма плотно позавтракал, – сдержанно отвечает некромант, в глубине души ужасаясь перспективе очередного полета на треклятом грифоне, – это ведь дурно скажется на успехе моей задумки. Откровенно говоря, я и тебе не рекомендовал бы летать на нем пока достаточно не окрепнешь.

То ли опасаясь принуждения к полету, то ли боясь уронить свое достоинство, но некромант спешит к тому самому месту, где вчера прикончил бандита. Труп уже успело занести свежим снегом, хотя место было достаточно узнаваемым, да и с самим мертвецом ему в этот раз не надо было возиться, требовалось лишь непосредственная близость. Аунар сжал посох, начиная творить заклинание Призыва духа, возвращая душу умершего с той границы между миром живых и мертвых, на которой она пока еще находилась. Подчиненная злой неумолимой воле темного колдуна, она безропотно явилась в виде белесого бестелесного духа, склонив призрачную голову и ожидая указаний. Приказ некроманта был предельно прост – разыскать лагерь разбойников и разведать, что там происходит.

Дух был глазами и ушами темного эльфа, и хотя со скрытностью у него было все довольно скверно, но Аунар и не надеялся, что призрак останется незамеченным, скорее даже наоборот, наведет изрядную панику. Отчасти так и случилось, в лагере поднялся настоящий переполох, но вопреки ожиданиям некроманта, разбойники не сбежали, да и испугались не то, чтобы прямо-таки до ужаса. Это слегка усложняло дело, ведь теперь они будут начеку, явно ожидая нападения. Впрочем, это было хорошо – им явно есть что охранять, раз даже явление привидения не заставило их убежать без оглядки, даром что было их всего четверо. Теперь призрак уже был бесполезен, некромант освободил его от своих колдовских пут и отправил туда, откуда покойники уже никогда не возвращаются. Осталось только сообщить другу и жене о результатах своей своеобразной разведки, что темный эльф немедленно и сделал.

Карбьер вздыхает, понимая неубедительность своих доводов для Керастес, но продолжать этот разговор ему совсем не хочется, ведь тема семьи до сих бор была для него болезненной. Всё, на что он мог надеяться, так это на то, что высокие стены Палантира смогут защитить их от внешних угроз, да и братья, какими бы остолопами лич их не считал, позаботятся о сохранности сестер. Даже если события в Фиериморе жестоко подорвали всякую надежду на безопасность большого города.

- Увы и ах, нынче в яро желающих разрезать небесную твердь состоишь только ты, любезная сестрица – Подыгрывает ей Карбьер и слегка морщится. Нет, ещё раз на это воистину головокружительное приключение он не пойдет. Ха, да лучше в кротчайшие сроки освоить курс «Телепортация для чайников» и перенести себя до нужной точки по частям! Результат всё одно не слишком-то отличался в обоих случаях, а основы порталостроения лич хоть и чисто в теории, но знал. Посмотрим, кто будет смеяться последним в таком случае!

Он следует за некромантом, готовый с интересом пронаблюдать, какое именно заклятье тот готов выбрать для поиска бандитского лагеря. Труп негодяя уже не вызывает столь ярких эмоций, какие бушевали на поляне вчера. Ни ненависти, ни сочувствия к ублюдку, каких немало ходит на этой грешной земле – одним больше, одним меньше. Или не одним?

Дух-разведчик наводит немало суеты на месте стоянки бандитов. Лич недовольно хмурится – стоило бы избрать менее заметный способ разведать территорию, но ведь сам он и не рассчитывал, что в лагере мог кто-то остаться. Целых четыре бандита, ровно половина из которых готовы были бежать, сверкая пятками, а другая ловила беглецов. Уморительное зрелище, а предложение воспользоваться чужой паникой веселит ещё больше. О, где те славные дни, когда одинокий мертвец, останавливаясь на очередном кладбище, с злорадным хохотом распугивал здешних грабителей могил и магов-недоучек, решивших, что ночь в колыбели мертвецов даст им просветление.

Дождавшись знака Керастес, Карбьер приступает к задуманному с большим энтузиазмом: вот уже к шайке разбойников приближается пара столь же неприятных на вид духа, как и их обезглавленный предводитель. Полуразложившиеся, стенающие души тянут свои костлявые руки навстречу живым, поначалу нерешительно, после – уверенно надвигаясь на них, желая вырвать кусок ещё теплой плоти из их тел. Напади они ночью, и эффект от такой встречи был бы куда более впечатляющим, но что-то подсказывало личу, что и сейчас жертвы его маленькой шалости готовы были поседеть на месте.

Керастес почти сочувствовала этим дрожащим бедолагам, даром, что они были здоровыми мужиками в самом расцвете сил. Таким бы поле пахать, а не ерундой маяться в зимних лесах ради амбиций придурка-калеки. Уж если такого как он подобная травма не натолкнула на путь истинный... был ли смысл вообще оставлять кого-то в живых?
Она ложится на одну из самых высоких ветвей, обхватив ее ногами для надежности, пока спутники уже навели шороху внизу - разбойничья шайка засуетилась и мгновенно оказалась на ногах в полном составе. Побег был дорог, но не настолько, чтобы оставить награбленное перед лицом реального противника. В этот раз духи пугают их не так сильно, хотя двое здорово отвлекаются. Это дает шанс Аунару прикончить одного из них, дрожащего при виде духов больше, чем при виде смерти. Но вот остальные двое не остаются в стороне и тут же бросаются на убийцу с ором.
Два болта рассекают воздух со свистом, сбивая их с намеченной траектории. Звук становится громче.
- Блять! - ругается один, хватаясь за раненное плечо, и второй поддерживает его с ногой. Но холод укрепляет тело и они все равно бросаются вперед, как пара злобных псов... но выстрелы выигрывают достаточно времени для Аунара, и Керастес снова заряжает арбалет.
Ее внимание переключается на третьего из живой банды, которому совсем не интересен такой сильный противник - он видит уязвимость мага, а Буревестная - его собственную, и потому в этот раз прицеливается в него. А Орфей, раззадоренный происходящим и запахом крови, тоже не прочь поохотиться. Даром, что огромный зверь не столь ловок в лесу, как на пустыре, его грозный вид и угрожающе полураскрытые крылья заставляют разбойника засомневаться. Всего на секунду, когда клюв твари щелкает у самых ушей, а зловещий рокот возвещает о начале охоты. 
Ни один из присутствующих не был похож на мага, который мог бы зачаровать посох. Очевидно, эта четверка была самыми верными дружками главаря и осталась хранить скарб... оставалось надеяться, что остальные унесли не все награбленное с собой восвояси. Да и как прикажете затащить сюда повозку?

По крайней мере бандиты умрут достаточно быстро и без мучений, что было для них почти подарком, ведь их-то лидер изрядно намучался перед смертью вволю, и поделом ему. По правде сказать, Аунару не доставляло никакого удовольствия мучать людей и представителей иных так называемых разумных рас, но в отместку за причиненные жене неудобства он был готов на очень многое, в том числе и на садистскую жестокость. Карбьер сделал основную работу на этот раз, но некромант в случае чего придумал бы что-то не менее ужасное и болезненное, да и кончина главаря была довольно мучительной.

Орфею на этот раз не удалось продемонстрировать свою воинскую доблесть, поскольку массивный тяжелый грифоний клюв оказывается весьма неуклюжим, не сумев попасть даже в такую крупную мишень как голова разбойника, да еще и с близкого расстояния. Бока-то нажрал, неудивительно, что ловкости поубавилось – так размышлял темный эльф, с большим трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. Черт, и как он вообще раньше охотился, если такой недотепа? Неудачи-то у всех случаются, это так, но Аунар начинал подозревать, что грифона они натурально спасли от голодной смерти, с его-то способностями. Ну да ничего, под чутким руководством умелой и мудрой Керастес из этого незадачливого комка перьев и шерсти должно же что-то да получится.

Стараниями Карбьера бандитов осталось только двое, к тому же оба были уже ранены, и добить их труда не составляло, что некромант сделал весьма быстро, попросту срубая им головы, после чего тщательно очищая саблю от крови и вкладывая ее обратно в ножны. На этот раз должно быть без сюрпризов, но стоило быть начеку – ну а вдруг тут остались какие-то подлые ловушки? Это было весьма маловероятно, на самом деле, но наученный горьким опытом с проклятым посохом Аунар рисковать не собирался, причем ни женой, ни другом, ни самим собой.

– Надо быть очень осторожными, поскольку иной раз даже в безобидном на вид сундуке может быть скрытый механизм, стреляющий отравленными иглами, да и ловушки в лагере тоже могут быть. Хватит с нас увечий, в самом-то деле. А знаешь что, дружище? Пусть-ка твой зомби добудет все ценное и вручит нам, так оно надежнее всего будет. Кроме того, он должен знать, где у них что припрятано.

Карбьер весьма кстати воскресил не успевшего даже толком умереть бандита, ведь в противном случае некромант сам бы это сделал исключительно для воплощения только что озвученной им идеи, пусть даже это все здорово смахивало на болезненную паранойю, да вот только принимая во внимание все тот же треклятый посох такие меры предосторожности вовсе были нелишними.