[nick]Александр Моро[/nick][status]Bittersweet[/status][icon]https://i.ibb.co/0jmgRLW/8c1bc4c4b2df242e7cf66e895adf89ee.png[/icon]
Длительное морское путешествие в преддверии зимы - не лучшая затея для торгового судна, а посему средь океанских вод за все длительное странствие на восток им не встречается ни одного дружественного или враждебного корабля. А может все дело в том, как странно они передвигаются по морю? Капитан оказывается приверженцем ночного образа жизни, а его команда вынуждена подчиняться прихотям своего работодателя и нести не ночную, а дневную вахту. Когда они договаривались, что Элих будет приходить вечерами... это казалось чем-то обыденным ровно до того, как джинн узнал о делах на корабле.
Но со временем и он тоже приспосабливается к такому раскладу: ужин за историями, рассвет после тяжелой работы - с бокалом вина.
Им довелось совершить немалый крюк в сторону ненавистного, холодного Сиругила, чтобы избежать орочьих боевых кораблей... которые могли бы здорово испортить настроение капитана. А уж о его настроении заботился любой на безымянном корабле, от проворного юнги до заместителя. Иногда доходило до абсурда - в присутствии капитана замолкали даже отпетые пьяницы.
Александр Моро ни разу не повысил голос и даже не покарал беззаботно уснувшего средь вахты матроса. Он просто посмеялся в ответ на строгие вычитывания старпома, что складывало неоднозначное впечатление о нем и его способности управлять кораблем в целом.
Не наказанный матрос все равно по чистой случайности выпал за борт при первом же шторме, не удержавшись в гнезде на очередной волне. Или ему помогли?
И все же вечерами им было чем скрасить досуг друг друга: многочисленные и такие непохожие друг на друга истории были притягательнее вина. Моро вполне искренне любопытствовал о жизни на Фуге и службе в армии, но не выказывал, как правило, никакого отношения к описываемым событиям. Казалось, будто не было ни одного кошмара войны или смерти, который способен ужаснуть капитана.
Это, безусловно, не говорило об излишке благоразумия.
И все же каждый шторм в руках Александра превращался из необузданного хаоса стихии в податливую собачонку - крепкая рука будто врастала в штурвал, а громогласный голос достигал ушей каждого, и за каждым членом своей команды (кроме провинившихся, конечно), он следил с удивительной внимательностью. Видел каждого, кто не привязался к борту, каждого, кто не так зацепил крюки и кого накроет волной при следующем повороте. Безымянный корабль легко рассекал высокие волны, а после капитана не видела ни команда, ни Элих, по меньшей мере трое суток.
К моменту короткой стоянки в пиратском порту Гринтовера им довелось лишь единожды заштопать парус и заменить пару-тройку канатов, а дно корабля набрало лишь немного воды. Работа для моряков была простой, как никогда: знай себе делай дело, а об остальном капитан позаботится.
Подле Истельвании на пути к Ричпорту воды стали редкостью, зима здесь была более мягкая и спокойная. Смена узнаваемого пиратского паруса и носовой фигуры безымянного корабля превратила его в обычное торговое судно, а команду расхлябанных небритых молодчиков бандитского вида - в респектабельных крепких фирских моряков.
- Что за славный вечер! Я чувствую, всем сердцем ощущаю ее близость. Как в первый раз. - похоже, сегодня капитан успел напиться и без своего гостя, по крайней мере его практически детское воодушевление и горящие глаза, изучающие пристань невозможно было расценить иначе.
К ночи они вошли в порт Ричпорта, предначертано это судьбой или нет. Сегодня он встретит Ее, чтобы больше не отпускать...
Дозорный корабль встречает их в проливе, а служащие порта с придирчивостью сельских теток осматривают все содержимое Безымянного, хотя он был пуст как их карманы и чист, как тело нетронутой девицы. Они пропускают их, не подмечая никаких проблем в поддельных документах: мастера Гринтовера были специалистами своего дела, а команда узнает, что их корабль отныне и на ближайшие несколько недель называется «Зовущей».
- Что бы подарить ей... ох, точно, цветы, украшения! Шальмар! - Моро уже успел привести в порядок все, от начищенных до блеска сапог до теплого плаща с меховым воротником и лучшей шелковой рубашки.
- Д-да, кэп? - отзывается матрос, на которого пал выбор капитана.
- Мы пока здесь встанем на якорь, изволь доставить на борт лучший букет цветов и самый огромный драгоценный камень.
- Н-но как же я найду цветы? Не сезон, кэп!
Александр впервые выглядит искренне раздраженным. Такого подвоха этот возвышенный воздыхатель явно не ожидал, а корабль, тем не менее, был все ближе к причалу.
- Извечно одно и то же: мне все доводится делать самому! - возмущается Моро, встречаясь взглядом со своим гостем. Следующее выражение на его лице - плутовская улыбка. - Господин Элих, не составите ли мне компанию в поиске цветов? Ни за что не поверю, что ни одна миленькая маленькая цветочница в этом городе не владеет магией земли!
Все же такие ответственные дела и впрямь лучше совершать самостоятельно - что знает его матросня об изысканности вкусов Сирин и ее любви к нежным полевым цветам? Они покупают пафосные и пошлые розы, вонючие пионы, и дай знать романтики. В наличии вкуса у Элиха он напротив был убежден.

[nick]Александр Моро[/nick][status]Bittersweet[/status][icon]https://i.ibb.co/0jmgRLW/8c1bc4c4b2df242e7cf66e895adf89ee.png[/icon]
Александр буквально за сутки из грозного пирата превратился в подобие одухотворенного воздыхателя. Или просто хотел казаться таковым, что в случае с капитаном вовсе не стало бы новостью.
И во всем, что касалось его пташки, Моро не терпел слова "невозможно", особенно спустя столько лет!
- Надежда есть всегда! - возвещает своего весьма скептически настроенного спутника с полной уверенностью капитан, с легкостью спускаясь на причал по едва установленному трапу, пока команда занята становлением на якорь. - Если она выбрала эту дыру заместо нашего чудесного гнездышка, я найду способ разглядеть его красоту: пойдемте, Элих, разве это не настоящее приключение? Его конец обещает быть приятным.
Все связанное с морем для пиратов было рутиной, истинные авантюры начинались, как только корабль подходил к неизведанным берегам... а в Ричпорте Александру доводилось в последний раз бывать лет сто назад, еще до того, как он вообще занялся пиратством. Сирин прекрасно знала, что лучший метод незаметно осесть - сделать это в таком месте, где пират-супруг ни за что не станет подозревать ее обнаружить.
Это немного горчило предательством... но он готов стерпеть это.
Путь по припорошенным снегом узким улочкам ведет их прямо к рынку, а яркий свет фонарей не дает заплутать на подходе к центру города. Моро шагает с уверенностью истинного знатока, а потому Элих следует за ним, вполне возможно, в полной уверенности: его спутник знает, куда идет.
Конечно, они ничего не находят. Торговцы пожимают плечами и едва не крутят пальцем у виска, когда богато одетый господин расспрашивает их о свежих полевых цветах и о том, где можно приобрести такую диковинку... В общем, проходит не так много времени, прежде чем уже по взглядам торговцев Элих может понять, что они считают человека перед собой сумасшедшим.
Но эта досадная неудача - отсутствие цветов зимой - не расстраивает вампира. Он упорно идет вперед, осматривая каждый прилавок в поисках драгоценного и дорогостоящего скарба, но магазинов на пути все меньше, улица - все темнее, а затем сменяется богатым районом, где проживают аристократы.
Только здесь, спустя несколько часов беспрерывного поиска, Александр останавливается.
- Элих, вы случайно не помните, откуда мы пришли? Кажется, я уже полчаса не понимаю, куда ведет дорога. - констатирует с совершенно беззаботным видом спутник джинна, но взгляд его уже вылавливает на другом конце улицы новую жертву. И его снова куда-то несет, только поспевай вдогонку. Впереди оказывается элегантного вида юная леди, под изящным зонтиком скрывающаяся от падающих с неба хлопьев снега.
- Прошу простить мою непозволительную дерзость, миледи... - невинно начинает Моро, мастерски имитируя столичный акцент, с каким обычно говорят выходцы высшего сословия Фиеримора. - Не могли бы вы спасти меня?
Девушка охает от неожиданности - приближение Александра было практически бесшумным, но его проницательный взгляд и изысканный вид утопающего делают свое дело... в нем не видят угрозы.
- Д-да, прошу вас, милсдарь. - отвечает нежным голоском она.
- Дело в том, что мы с моим спутником ищем подарок для самой прекрасной леди, почти такой же прекрасной, как вы. Не подскажете, где здесь лучший магазин? - вежливо и обходительно интересуется Моро, явно привыкший получать от противоположного ту информацию, которая ему требуется.
Шансы девицы устоять были бы минимальны, стоило Александру проголодаться.
Но он ограничивается вежливостью и получает ответ.
Однако, снова в порту они оказываются лишь за полночь. Вампир выглядит довольным своим приобретением - не просто цветы, а бриллиантовые цветы хрупкой красотой поражали воображение, подчеркнутые серебристыми нитями и изумрудами-листьями.
- Настоящее искусство существует лишь для тех, у кого достаточно широк карман. - с хитрой улыбкой подмечает Моро. Похоже, он ни капли не устал от подобного променада.
А затем капитан свистает свою команду на сушу - пришло время нанести визит на самое сладкое развлечение этой ночи. И заговорщицкий вид Александра не обещает ничего скучного, скука вообще как понятие отсутствовала в его лексиконе.
- Вы, господин Элих - замечательный собеседник, для меня будет честью познакомить вас с моей дорогой супругой. Все, что мило вашему глазу, пусть станет вашим, сегодня одна из редких ночей, когда я плачу за любое удовольствие моей команды.
К такому наплыву клиентов, как команда Безымянного, «Сад Илиады» точно не был готов. Поначалу девицам даже кажется, что на них напали разбойники - они, словно куры в курятнике, бросились в рассыпную, по спинам и ногам своих сидящих коллег, сверкая обнаженными спинами, сочными грудями и не подтянутой красотой тел.
Александр входит последним, вежливо пропуская гостя вперед, в обитель страсти.
Шах и мат, дорогая пташка. [nick]Александр Моро[/nick][status]Bittersweet[/status][icon]https://i.ibb.co/0jmgRLW/8c1bc4c4b2df242e7cf66e895adf89ee.png[/icon]

— Надежда есть всегда! — жизнерадостно констатирует вампир, в ответ получая усталый вздох джиннского вельможи.
Пока капитан мчался по узким улочкам, подогреваемый желанием угодить даме сердца и согреваемый мыслями о ней, Элих же напротив, испытывал на себе все невзгоды царившего в этом городе Бурана. Его кожаные сапоги и перчатки не были рассчитаны на удержание тепла в столь суровых условиях, отчего конечности быстро замерзали, и если свои руки ифрит мог согреть свойственной его виду магией огня, аккуратно создавая тепло, сжав свой амулет, то ноги могли избавиться от морозного чувства лишь во время интенсивной ходьбы. Город был покрыт белым плотным покрывалом, каждый шаг отдавался хрустом снега, а вместе с ним – и неприятной прохладой по краям стопы. Шарф, натянутый на лицо поверх рта и носа, не выпускал тёплый воздух, но также не давал ощутить запахи нового места. Завидев, как какой-то местный житель выходит из помещения с каким-то ведром и выливает его содержимое – какую-то серую жижу – прямо в море у пристани, Элих решил, что временное отсутствие обоняния даже к лучшему. И даже всё это в совокупности не отменяло того факта, что Александр Моро был прав. Это действительно походило на приключение. И хотя бы его конец обещал быть приятным.

Оказавшись на рынке, джинн изумился людности этого места в такое время дня. Ночь уже заявила свои права, накрыв землю от моря за их спинами до далёкого горизонта непроглядной теменью, и лишь улицы были освещены светом фонарей, подвешенных на высоких столбах. Элих не отступает от своего единственной знакомой личности на большое расстояние – не хватало только потеряться ночью в чужом городе, жители которого говорят на незнакомом тебе языке и вообще не ясно как поведут себя, узнав, что перед ними огненный джинн – существо опасное само по себе.

Конечно же, гости Ричпорта сразу ничего не находят. Язвительное: «Вам же говорили» вертелось на языке джинна, но тот держал едкое замечание при себе, рассудив, что западной речи не место здесь, в городе людей. Она могла привлечь внимание ненужных ушей, а за ними и нежелательных глаз. Ифрит постоянно озирался по сторонам, в какой-то момент почувствовав себя загнанной в ловушку мышью. Он искал подвоха, какой-то опасности, какой-то реакции на свою персону. И не мог найти. Выдал он себя чем-нибудь? Или нет? Почему никто не обращает на него внимания? Или обращают, но ничем не выдают свою тревогу? Паранойя плавно запускала в сознание чужеземца свои когти, пока торговцы отнекиваются от Моро, отвечая на непонятном джинну языке. То ли сетуют на безумство затеи – найти букет цветов в Буран, то ли на попытку поторговаться с кем-то в такой час. Хозяина судна это нисколько не расстраивало и не останавливало – тот лишь переходил к другим лавкам и торговцам с торговками, пока число неопрошенных предпринимателей и неосмотренных товаров не иссякло. Они продолжили путь дальше, куда-то вглубь города, потакая надежде вампира отыскать ещё один какой-нибудь торговый квартал.

Здания вокруг стали выше, фасады – богаче. Черепица на крышах домов была проложена ровно и имела различный окрас, от ярко-зелёного до синего и даже фиолетового. Балконы и террасы были украшены барельефами, что после всего увиденного недвусмысленно намекало на то, что они оказались в одном из богатых районов города. Когда же вампир внезапно останавливается и джин едва не врезается в спину своего спутника, раздаётся именно тот вопрос, который ифрит хотел услышать меньше всего.

— Элих, вы случайно не помните, откуда мы пришли? — дальнейшие слова джинн слушает с меньшим вниманием, оборачиваясь обратно и не без труда на гладкой белой поверхности замечая свои собственные следы.

— Мы повернули у перекрёстка слева, а значит… — ответ джинна застревает в горле, когда выясняется, что Моро уже умчался далеко вперёд и говорил ифрит разве что сам с собой.

Только догнав своего нанимателя, Элих замечает, что внимание вампира полностью занято девицей в дорогих и ярких одеждах. Или точнее было бы сказать, что это он полностью занимает её внимание своей персоной. Словно какой-то артист, Моро и кивает, и чуть ли не кланяется, а голос его изменяет интонацию, как у какого-нибудь известного барда. Джинн не понимает ни слова, но отмечает мелодичность сказанного, как если бы вампир изъяснял свою мысль в стихотворной форме. Девушка перед ним тает и отвечает кротко и неуверенно, словно раненная лань, бросая на незнакомца в богатых одеждах лишь быстрые взгляды, полные смущения и скрытой жажды дальнейшего внимания. После чего вампир откланивается, разумно не представив своего иноземного друга, и пускается в стремительное путешествие к указанному магазину. Тот оказывается в том же районе, но в нескольких кварталах от них. Достигнув цели и найдя нужную дверь, вампир и джинн отряхнули сапоги от снега, а Элих попутно смахнул скопившуюся белую холодную массу с шаперона. Зайдя внутрь, джинн постарался отвернуться и уйти в сторону от продавца, чтобы Моро мог полностью заинтересовать его своим красноречием, харизмой, толстым кошельком и желанием его облегчить – ради своей возлюбленной и к удовольствию ифрита. Шли минуты. Десятки минут. Джин то и дело бросал взгляд на пирата и торговца, о чём-то без умолку рассуждавших, склонившись на тем или иным произведением ювелирного искусства.

— Боги, есть ли вещь более омерзительная, чем влюблённый мужчина? — сетовал у себя в голове джинн, и словно в ответ на его мольбы, Моро смог определиться с подарком своей зазнобе. Эмир соврал, если бы сказал, что этот дар по итогу не стоил затраченных усилий. Это действительно были цветы, но выполненные ни то из хрусталя, ни то из самых настоящих бриллиантов. В тоненьких стебельках и ножках Элих не заметил ни единого шва, а букет был демонстративно и элегантно скреплён серебряной нитью – верный выбор металла для такого случая. Золото предъявляло претензии, бросалось в глаза, кричало помпезностью, в то время как серебро было чистым, благородным металлом, и походило на символ смирения и извинения. То, что надо после долгой разлуки, если мужчина хотел растрогать сердце любимой дамы и одновременно испросить прощения за ошибки прошлого. В редких изумрудных листьях чувствовалась надежда, от них словно пахло Расцветом и перспективами счастливой жизни среди зелёных лугов.
Выйдя из тёплого помещения, джинн одарил капитана взглядом, в котором смешалось одновременно и уважение, и лёгкое раздражение. Страсть вампира походила на одержимость наивного глупца, мечтавшего поймать звезду с небосвода. Это было так глупо. И так занимательно!

Возвращаясь к кораблю, Элих поймал себя на мысли, что сам никогда бы так ради дамы себя не повёл. Причём по самой отвратительной из причин – его кровь не бурлила от тоски по женской ласке. Сердце его билось чаще только при причинении боли и страданий. Даже этот восточный мореплаватель, при всех его причудах, в прошлом не удержавший возле себя то, что ценил в своей жизни больше всего, оказался способен на стоящий поступок. Почему-то понимание разделявшей их пропасти навеяло на джинна грусть и тоску.

Из неприятных мыслей его выбрасывает холодный и отрезвляющий ветер, гулявший на пристани. Вопреки первому своему заявлению, капитан помнил, откуда они пришли и более того – смог вывести их к кораблю, заякоренному и отдавшему швартовы. У прикреплённого судна, на пристани, стояли двое матросов из пиратского экипажа и курили трубки. При виде возвращающегося капитана и его гостя, те сразу притушили огонь и начали ожидать распоряжений. Моро громким командирским свистом вызвал всех своих подчиненных, чьи головы в предвкушении начали свисать с борта, обратив глаза и уши в сторону своего лидера. Тот отдал приказ. И команда была рада его услышать. То, что чуть позже Моро добавил своему гостю лично – вызвало у Элиха неподдельную улыбку удовольствия. Несмотря на прохладное и не самое приятное начало, их приключение набирало обороты.

Оказавшись в «Саду Илиады», джинн слегка опешил, словно нырнул в магический портал и оказался в совершенно другом мире. Руки джинна немедленно стянули с головы шаперон, - чёртов головной убор уже начал надоедать, а в борделе не было ни смысла, ни возможности долго скрывать свою сущность. Потом он снял с себя шарф, на внутренней поверхности которого начали блестеть капельки влаги, осевшие на охлаждённой ткани от горячего дыхания представителя огненного народа. Закончив с первичным раздеванием, ифрит жадно впился глазами в богато украшенный интерьер – витиеватые ножки из гладкого коричневого дерева, позолота на люстрах, бардовая обшивка поверх пуховых выпуклостей мебели – всё так и пестрило дороговизной и удобством. Несмотря на свою безусловно порочную суть, чуждую джиннскому вельможе, привыкшему брать своё по праву рождения, а не золотом, обстановка подкупала даже его. Приглушённый свет позволял фантазии посетителя додумывать детали, приятные благовония успокаивали разум. Это место старалось отвлечь гостя от мирских забот, заменив его низменными и неудовлетворёнными страстями. Элиху было трудно не поддаться. Кружевные откровенные наряды куртизанок привлекали взгляд и не открывали самого главного – того, что мужчина мог представить сам в своей голове и ради чего был готов отдавать любые деньги, лишь бы приоткрыть завесу неизведанного, обещавшего все наслаждения этого мира.
Часть его хотела поддаться соблазну, но он помнил, зачем он здесь. Взгляд блуждал по залу, но не обнаружил ни одной угрозы, отчего джинн пришёл к простому выводу – внутренней охраны не было, и скорее всего владельцы полагались на помощь городской стражи. Оно и к лучшему. В случае чего никто не сможет помешать джинну совершить задуманное.
Словно оскорбившись сдержанностью посетителя, одна из работниц дома наслаждений – стройная эльфийка в полупрозрачном платье, подходит к нему и начинает порхать ноготками по его кафтану, в поисках застёжек. Она тихо и завлекающе произносит слова на неизвестном Элиху наречии, но даже без знания языка о смысле сказанного можно было легко догадаться. Дворянин быстро, но аккуратно берёт её подбородок в свою ладонь и слегка приподнимает её лицо, изучая его от маленькой хрупкой нижней челюсти до острых скул, об которые можно было чуть ли не порезаться. Он не груб с ней, но властен, а когда он улыбается, она продолжает расстёгивать пуговицы его одежды, спускаясь всё ниже. Она позволяет ему этот жест и ему это нравится. Он словно вернулся обратно на Фугу и снова чувствует себя господином. Ифрит закрывает глаза и позволяет себе всего секунду фантазий, помня слова капитана на пристани, после чего кладёт другую свою ладонь на обнажённую ключицу куртизанки и медленно отводит девушку от себя. Её руки соскальзывают с его одежд, так и не завершив задуманное, а на лице непонимание сливается с удивлением.

— Вы обещали познакомить меня с вашей женой, капитан, — Элих оборачивается к вампиру, на губах уже нет улыбки, бывшей там мгновение назад, — Почту за честь, если мы сначала решим все наши вопросы.

С каждой минутой злость в Сирин вскипает все сильнее, превращая её в зверя, едва ли не с рыком на устах наблюдавшего за происходящим в зале. Горе-муженьку вздумалось поиграть, загнав свою пташку в угол, из которого не было выхода - она и сама это знала, потому что готова была поспорить, что за тридцать лет совместной жизни выучила все его методы. Как и он её. Досадное упущение, которое вылилось в происходящий ныне в "Саду Илиады" абсурд.

Чего Моро добивался этим? Известно только ему и демону, с которым этот проныра наверняка заключил сделку. Сделку...

Взгляд двух синих омутов с белесым зраком цепляется за фигуру подле капитана. Да, тот самый рыжий, которого она проклинала минуту назад, сейчас занимал почетное место посреди зала и, кажется, Александр не желал отпускать его слишком далеко. Джинн огня был ему нужен, но для чего тифлингу даже и представлять не хотелось.

Пусть только попробует.

Пальцы с силой сжимают дерево под собой, оставляя четкие и глубокие следы когтей. Сирин делает глубокий вдох, а после на лице её расцветает злая, не предвещающая ничего хорошего супругу ухмылка. Хочет поиграть? О-о, они оба выяснили, что в любую игру можно играть вдвоём.

Моро ждёт шоу. Он его получит.

Один из музыкантов, словно почувствовав на себе взор хозяйки, поднимает голову вверх, а после получает знак, ясный лишь ему одному. Артист удивлён и заинтригован одновременно, наклоняется к коллеге, чтобы поведать восхитительную новость:

- Велено подготовить сцену, господа. Хозяйка изволит выступать в эту ночь.

Тихий шёпот подхватывают девушки, что стояли к ним ближе всех, и меньше чем через пять минут весть эта достигает ушей капитана: взбудораженные столь редким событием куртизанки переговариваются, пока есть минутка, и с предвкушением посматривают в сторону опущенных портьер. Такого события тут не случалось добрых полгода.

Свет в зале, и без того приглушенный, стихает совсем. Полумрак помещения разрезают два ярких луча особых магических фонарей, приковывая все внимание посетителей к единственной сцене, а если говорить точнее, к фигуре, появившейся там совершенно незаметно для занятых женским вниманием гостей.

Она стояла спиной к зрителям, облаченная в белоснежное, точно у невесты, платье. Длинная юбка со шлейфом, рукава, полностью скрывающее руки, высокий ворот и широкополая шляпа - оно казалось истинно целомудренным, резко выделяющимся на фоне откровенных нарядов работниц дома терпимости. Пышное боа держалось на локтях девушки, напоминая сложенные крылья райской птицы. Она вся напоминала райскую птицу, неизвестно как оказавшуюся в этом похабном заведении.

Но не только внешним видом своим Сирин заслужила столь любимое её мужем прозвище. Раздались первые аккорды исполняемой тифлингом песни, и сладкий женский голос разлился по помещению вместе с ними. Глубокий грудной голос, какому позавидует любая певичка даже из самого приличного кабаре.

- Давным-давно решила я
Жизнь на мужчин не тратить зря,
А годы шли - теперь я научилась.
Но вот беда - я здесь одна,
А сердце словно изо льда,
Я так хочу, чтоб все переменилось.
Стараюсь я сильнее быть,
Но всех проблем не разрешить...

Растягивая последнюю высокую ноту, она оборачивается, и образ чистой девы, треснувший ещё на середине куплета, окончательно разрушился в глазах улюлюкающего зрителя. Осиную талию крепко обнимал корсет, глубокое декольте открывало отличный вид на женскую грудь и татуировки, украшавшие антрацитовую кожу, а широкий вырез на бедре оголял левую ногу красавицы едва ли не целиком.

Такой вид будоражил мужчин, и Сирин то было прекрасно известно. За полями шляпы, что скрывали за собой закрученные вверх рога, не разглядеть её глаз, а вот нахальную улыбку - вполне.

- Подать мужчин сюда, чтоб началась игра,
Пусть капелька греха приправит наши чувства.
Шаг, другой, и мы в игре с собой -
Вдруг ночь не повторится никогда?
Чего мы ждем? Подать мужчин сюда!

Она весело пританцовывает, выписывая круги бёдрами, а куртизанки, что не были обременены вниманием своих клиентов, вторили этим движениям, устраивая для гостей "Сада Илиады" небольшое, но яркое шоу. И песня, и танцы были крайне зажигательными. Страстными.

Ты хотел шоу, милый. Ты его получил.

- Да знаю я, что мой наряд, и декольте, и страстный взгляд,
Сведут с ума, подарят приключенья.
Мужчин полно, а я одна
Дарить им всем любовь вольна,
Я не вижу в этом преступленья.
Они глупы, они смешны,
Но видит Бог, нам так нужны.

В один момент она наклоняется вперёд, ловя на себе вожделеющий взгляд одного из стоящих поблизости моряков, и нежно проводит рукой по его лицу - ладонь несомненно укололась бы о щетину трехдневной давности, но руки девушки были облачены в короткие перчатки, спасавшие от подобного недоразумения. Сегодня можно было позволить себе и более откровенные вольности, раз уж кое-кто вздумал играть с ней в нелепые игры.

Ей стоит некоторых усилий, чтобы не сорваться, встречаясь взглядом с алыми глазами супруга.

Песня оканчивается: Сирин, как истинный артист, опускается в глубоком поклоне перед своей публикой, прежде чем занавес отрежет её от ликов толпы. На её губах все та же ухмылка, но куда более сдержанная.

- Господин - К Моро подходит очередная за этот вечер девица, но вместо того, чтобы лезть к нему на колени, протягивает сложенный вдвое листок бумаги - Хозяйка попросила передать вам это.

Содержимое записки гласит:

Нахальства ей не занимать, как и Александру.

[nick]Сирин[/nick][status]Споём дуэтом? [/status][icon]https://i.ibb.co/nRp7K0s/image.gif[/icon]

Выражение на лице Александра тем мрачнее, чем сильнее суета в преддверии выступления. О, он прекрасно знал, к чему это ведет. К тому, что доводило его до исступления, выводило из себя пуще всех морских чертей.
Все. Это. Мужичье. Будет. Пялиться. На. Его. Пташку.
И она только рада расправить перья, чего уж тут ждать! Возможно, Элих удивлен их странными отношениями... но Моро был вполне искренен в своем желании воссоединиться с возлюбленной. Другое дело, что эта вертихвостка была хитрой чертовкой, а не райской птичкой, коей казалась на первый взгляд - она не из тех, кто сдается без боя.
Но он, Александр, не оскорблял ее, чтобы чувствовать свою вину! И, когда фонари освещают стоящую в такой близости, всего лишь в нескольких метрах, фигуру, вампир со вздохом откидывается на спинку софы, опрокидывает в себя остаток вина и смотрит.
Если бы можно было сжигать все вокруг взглядом, у капитана получилось бы.
Она играет с огнем, в буквальном и переносном смысле. Сирин не могла не знать, где проложена граница его терпения - и теперь снова стремилась только впечатать его в эту тонкую грань. Но за прошедшие годы Александр взрастил в себе достаточно терпения, чтобы выдержать ее напор. Как в старые добрые времена, песня ее, даром что лучится сарказмом, звучит в самом его сердце и согревает изнутри то, чему не суждено оказаться по-настоящему живым.
Иной раз Моро всерьез задавался вопросом о том, почему именно Сирин суждено было стать его одержимостью. Первое время он действительно считал это любовью... но понятие «любви» для вампира - сплошная страсть и одержимость, хотя капитану и пришлось пройти через отрицание сего факта. И теперь она водила его за нос, будто в отместку за все... что сама сделала с ним!
Ее красота настолько захватывает, что хочется закрыть глаза всем вокруг, и смотреть на нее одному. Даже Элих, и тот поддается соблазну, к пущему неудовольствию капитана. Какой кошмар, их затея никогда не была так близка к провалу!
Но когда Моро ловит ее цепкий взгляд в конце песни, на лице вампира оказывается ехидная, полная победы усмешка. Ей не за чем знать, что он уязвлен, ведь это Сирин попала в ловушку, как маленькая и несмышленая птичка.
После великолепного выступления бордель взрывается аплодисментами, а бокал в руке Александра - от сжатия. Рыжеволосая девица тут же охает, и через минуту перед капитаном стоит новый, вместе с запиской от сердобольной записки. Он читает ее мучительно долго. И на секунду кажется, что сейчас разнесет чертово заведение к праотцам.
- Пляши, пташка! Пусть все эти мужчины, которых ты так вожделеешь, внимание которых тебе было ценнее письма супругу, узрят твое ошеломляюще фиаско. Выпьем, мой дорогой Элих: нас пытаются взять измором! - вместо этого произносит тост Моро, поднимая бокал. Его спутник, кажется, тоже искренне впечатлен разыгравшимся спектаклем... но суть отдельных театральных постановок именно в том и состоит, что они демонстрируют зрителю часть совершенно другого, незнакомого и ненастоящего мира. Здесь каждый - лицедей, а капитан среди них был истинным королем.
Записка падает на диван и тут же теряется на бархате.
- Кажется, я немного переборщил с вином и забыл содержание - у нее ужасно прекрасный почерк. Но точно запомнил, что моя супруга жаждет познакомиться с вами, Элих... так к чему откладывать? Прошу вас, возьмите, негоже знакомиться с леди без подарка. - и он достает из-под плаща ветвь с бриллиантовыми цветами, при одном виде которой куртизанки начинают ахать и охать. Кто достоин такой красоты? Но Моро вверяет ее гостю, в точности передав: второй этаж, распахнутая дверь. И только когда девицы удаляются за новой бутылкой вина, склоняется, словно лазутчик в стане врага, для шепота: - Она будет мила с вами, слово джентльмена. Давайте доведем ее до небольшого бешенства - я просто в ужасе, чем она здесь занята! Вы ей как бы невзначай скажите, что мы отбываем завтра утром дальше.
И, как благородный супруг, он был прав. Не считая того, что обивка дивана немного пострадала от злости вампира, он не выглядел взбешенным, хотя в алых глаза клокотал такой азарт, что становилось ясно - спектакль далек от завершения. И это - огромное приключение, в котором Элиху предстоит сделать главный ход. В прямом и переносном смысле.
[nick]Александр Моро[/nick][status]Bittersweet[/status][icon]https://i.ibb.co/0jmgRLW/8c1bc4c4b2df242e7cf66e895adf89ee.png[/icon]

Джинна не беспокоит возможность наличия ран на руке Александра. Даже не потому, что тот вампир и легко исцелит себя, испив чужой крови чтобы восполнить крохотную потерю своей. К этому жесту у ифрита было сугубо снисходительное отношение. Подобная несдержанность, как непроизвольный чих – по правилам этикета на такое не стоило обращать внимания. Тем не менее, причины этого инцидента не ускользнули от разумения джинна. Огненные глаза словно отражают пламя, пылающее внутри капитана.

— Как прекрасен гнев ревнивого мужчины! — подмечает в своей голове ифрит. Он, словно какой-то энергетический вампир, чувствует бушующие в бледном моряке страсти и нежится в их лучах, как под солнцем. Краеугольный камень преткновения всех мужчин сделал свой ход и попал в самую точку. Блестящий манёвр! И как стильно исполненный! Браво!

Когда после письма и провокационного вопроса пламерождённого, Моро поднимает бокал в резком и едком тосте, по упоминанию своего имени, странно звучавшего в одном флаконе с иностранной речью, джинн как по команде поднимает свой и они осушают их. Капитан падает обратно на бархатную поверхность софы и будто невзначай роняет письмо, выполнившее свою задачу. Словно какой-то необразованный юнец в медресе, готовый с жадностью ловить каждое слово своего учителя, Элих всё своё внимание обратил к капитану, в ожидании новостей. Они не заставляют джинна долго ждать. Моро, ещё несколько часов с таким нетерпением охотившийся за подарком для своей возлюбленной, вверяет свой дар своему гостю, и тот принимает его двумя руками, чуть склонив голову, аккуратно, словно какую-то реликвию или артефакт далёкой древности, способный рассыпаться в мгновение ока прямо в твоих руках. В гладкой хрустальной поверхности широких стебельков отражаются глаза ифрита, изумруды притягивают взгляды как восхищённых куртизанок, так и жадных до чужих богатств пиратов. Он правой рукой крепко сжимает толстый пучок, скреплённый серебристой цепью – как держат самый обыкновенный букет цветов во время Расцвета. В этот момент капитан подаётся вперёд и на ухо проясняет джинну суть задумки. Элих не знает, улыбаться ему, или нет. Глаза чуть бегают, пока шёпотом произносятся слова, а в голове выстраиваются связи. С одной стороны, дворянину с военным прошлым претит вся эта затея. Как было бы проще, если бы капитан сам поднялся и высказал бы своей любимой всё в лицо – без обмана и пускания пыли в глаза! Вместо этого, он пускает в ход свой козырь. Джинну неприятно такое участие в игре теней. Он был согласен разве что на статус зрителя, что в случае проигрыша превратился бы в огненный ураган, сметающий всё вокруг. Но с другой стороны – а почему нет? У него нет выбора, и раз эти двое хотят позволить иноземцу сыграть в их игру, то он сыграет. Но сделает это по-своему. Спустя секунду, взвесив все за и против, ифрит наконец улыбается и кивает, вставая с удобного дивана.

— Я с вами согласен, капитан, — бросает он и переводит взгляд на эльфийку возле себя, — Пускай противник думает, что поступает правильно. Позволим ей поверить, что она добилась своего. Такова стратегия победителей.

Джинн аккуратно протягивает подарок куртизанке, и та бережно берёт его, жадно пожирая глазами все бриллианты и изумруды. Джинн тем временем снимает с себя кафтан, оставляя сверху лишь рубаху из чистого качественного хлопка. Пока он это делает, два огонька фиксируются на лице вампира с немым вопросом: «Это мы позволим ей ощутить свою победу, или ей и вправду удалось победить?» Он не произносит этого вопроса. Они сеяли между друг другом ветер, по природе своей лживый и неоднозначный. Скоро настанет час пожинать взращённую бурю. Сбросив кафтан на диван, словно змей, сбросивший шкуру, ифрит чувствует себя легче и свободнее. В помещении и без того было тепло, а вино в крови не оставляло чувству холода ни единого шанса.

— Благодарю, — кивает Элих остроухой девице и возвращает в свои руки дар для супруги пиратского капитана.

Найдя взглядом лестницу и ступая по невысоким ступенькам, джинн поправляет закреплённый на запястье магический амулет, чтобы тот нечаянно не ударился об хрупкое произведение ювелирного искусства. Двигаясь всё выше по округлому подъему, он замечает, как у отдельного помещения есть нечто, смахивающее на ложу в театре – из него открывается отличный вид на происходящее в зале, при этом, из-за грамотного освещения, а точнее его отсутствия в нужных местах, догадаться о наличии скрытого зрителя было бы очень трудно. Но сейчас, из-за раздвинутых штор, виден свет, льющийся из кабинета, а у перил – ту самую девушку, выступавшую на сцене. Прекрасная, как и минуты ранее, её властный взгляд выдавал в ней вовсе не фигуру на доске. Нет. Она была игроком и, как и Моро, по-своему наслаждалась и одновременно страдала от происходящего. Она и есть владелица борделя, и что гораздо важнее – возлюбленная капитана, за которой тот охотился долгие годы.

Джинн проходит через проход, как и было обещано, открытый на распашку. Оказавшись внутри, он закрывает за собой двери свободной рукой.

— Ваше выступление произвело впечатление, госпожа, — произносит Элих, не будучи до конца уверенным, поймёт ли особа перед ним сказанное, — Позвольте выразить вам моё восхищение.

Он не извиняется за капитана. И пока что не передаёт его намерения и слова. Пока не время. Он не посыльный, чтобы просто доставить сообщение и удалиться. Он эмир огненного хаганата. И будет поступать по-своему. Джинн протягивает подарок, бутонами и цветками вверх, слегка наклонившись и склонив голову – ничем не уничижающий его достоинство жест. Нет ничего постыдного в том, чтобы проявить уважение к столь прекрасной и талантливой даме.

— Для меня было бы несказанной честью принять вас в своём поместье в Маэгре. Уверен, вы нашли бы огненную столицу весьма занимательной. Я в свою очередь обеспечил бы вас всеми удобствами.

Улыбка в ответ на улыбку – Сирин, как и всегда, полна лукавства и задора, присущих любому менестрелю. Даже бывшему. Коротко дергается краешек пухлых губ, стоит ей осознать, что любезный супруг не собирается принимать её приглашения лично. Обидно. А ведь она любезно предоставила ему шанс объясниться, не юля и не притворяясь.

Это начинает действовать на нервы, но тифлинг лишь подмигивает Александру, прежде чем обратить всё своё внимание к джинну, близкому товарищу капитана и его потенциального пособнику в устраиваемом безобразии.

Она намеренно ловит его взгляд ещё на подходе к кабинету, с интересом рассматривая незнакомца. Моро обладал исключительно удивительной способностью привлекать к себе необычных личностей, и его новый друг не мог быть исключением из правила. Вовсе нет, Сирин готова была поклясться, что он – наиболее яркое его проявление.

Стряхнув пепел и уложив мундштук на широких перилах, девушка оборачивается к двери, готовая встретить своего гостя, и не без облегчения отмечает – они вполне могут сговориться. Манеры и учтивый тон выдавали в джинне господина, не раз бывавшего при дворе. Она склоняется перед ним в изящном книксене и широко улыбается, явно польщенная комплементом.

- Нет большей чести для лицедея, чем слышать слова восхищения благодарного зрителя, добрый господин – Хозяйка борделя легко щебечет на южном наречии, которым владела ничуть не хуже, чем общим. Сейчас в ней нет той игривой спесивости, что окутывала весь образ тифлинга на сцене: спокойный взгляд, мягкая улыбка и ни единого намека на вульгарное поведение. Словно сняв маску, она готова была быть откровенна со своим гостем – Прошу вас, обращайтесь ко мне Сирин. Просто Сирин. А как я могу называть вас?

Подарок в руках эмира вызывает у неё неподдельное восхищение: в тонкой ювелирной работе узнавалась рука уважаемого мастера. Пальцы аккуратно касаются бриллиантов и серебра, а на лице девушки мелькает странное, печальное выражение, но тут же сменяется ласковой благодарностью.

- Чудесные цветы. Не помню, чтобы видела что-то столь же искусно исполненное здесь, в Ричпорте – Будто бы живые, она ставит их в вазу, одну из многих находившихся в комнате, но занимавшую почетное место на кофейном столике. Спохватившись, Сирин указывает джинну огня на мягкую софу, почти такую же, что стояли в общем зале – Ах, прошу вас, присаживайтесь. Вина?

Ничего в её поведении не выдаёт знания того, кем был послан Элих: любезная хозяйка вежлива и гостеприимна со своим дорогим гостем, и то было вовсе не наиграно.

- Столь щедрое предложение, я искренне польщена тем, что в ваших глазах заслуживаю его – Доставая непочатую бутылку отличного бониморского вина, тифлинг на секунду хмурится. Выражение её лица делается немного виноватым и опечаленным – Но прежде я попрошу у вас прощения. За то, что моему супругу вздумалось втягивать вас в наши, хм… семейные драмы. Право слово, сама мысль об этом мне претит. Я вижу, что вы обо всём уже догадались, искренне сожалею и хочу, чтобы вы знали: во всём этом спектакле мы оба не по своей воле. Фигуры на шахматной доске… о, как же я ненавижу шахматы!

Мелодичный женский смех не слышится радостным, полный необъяснимой горечи. Элиху наверняка бросается в глаза контраст между Александром и его супругой: что внешне, что в характере они были противоположны друг другу. Когда-то это породило прекрасный, гармоничный союз, где двое дополняли друг друга, перенимали чужие черты, а сейчас… сложно сказать, было ли что-то сейчас.

Садясь рядом с джинном, Сирин протягивает ему бокал и наклоняется чуть ближе, чтобы заговорчески прошептать:

- Я ведь могу быть откровенна с вами, правда? Поверьте, я пойму, если вы пожелаете придерживаться позиции Александра. Уж не знаю, из мужской ли солидарности или чего-то ещё, не суть. Но всё же прошу, нет, молю вас: коли вы уже втянуты в весь этот балаган, то придерживайтесь нейтралитета. Незачем в дела двух супругов вмешиваться кому-то третьему, не так ли?

[nick]Сирин[/nick][status]Споём дуэтом? [/status][icon]https://i.ibb.co/nRp7K0s/image.gif[/icon]

Сирин было приятно осознавать правоту своего убеждения, касательно Элиха. И гораздо менее приятно признавать то, что Александр имеет такие впечатляющие связи. И как только военный эмир умудрился связаться с королем пиратов?

Склоняясь перед ним в чуть более глубоком и учтивом поклоне – положение обязывало – она протягивает руку, с которой уже успела стянуть перчатку. Узкая женская ладонь так же холодна, как крепкая рука её мужа.

- Честь знать вас лично, господин Элих – Синие, спокойные точно море в штиль, омуты её глаз стойко выдерживают взгляд двух пылающих огней. Занимательный контраст, он ярко демонстрировал, как сильно тифлинг и джинн отличались друг от друга. И как сильно последний напоминал ей Моро. Что же, может, не так уж и удивительно, что судьба свела их вместе.

Жаль, объединив при этом против неё.

Все эти игры ей уже порядком осточертели, ведь всё, чего хотелось Сирин - это маленький островок спокойствия, который невозможно было сохранить в вечно бушующем море страстей и жестокости пиратской жизни. С нескрываемым чувством стыда приходилось сознаться: если бы не безумство Александра, усилившееся за последние годы их совместной жизни, ей бы и в голову не пришло задуматься о чем-то подобном. Власть над чужими жизнями пьянила не хуже крови, испитой прямо из трепещущих вен, заставляя забыться, поддаться неукротимой жажде.

Но у всего есть свой предел. И Сирин была благодарна супругу, что он помог ей найти свой, пока не стало слишком поздно.

Тяжелому вздоху Элиха вторит точно такой же со стороны тифлинга. Она знает, к чему он ведет, и её это отнюдь не радует.

- Пообещав быть откровенной с вами, я, разумеется, не рассчитывала на искренность в ответ – Опечаленная ложью джинна, на которого рассчитывала положиться хотя бы в вопросе нейтралитета, девушка встаёт со своего места, возвращаясь к балкону. Шторы вновь падают, заслоняя её от чужих взглядов – Чтобы пират, за голову которого полагается хорошее вознаграждение, и помог в борьбе с врагами государства. Я не настолько наивна, право.

В тихом голосе нет осуждения, только печаль, готовая перерасти в отчаяние. Нить интриг, которую плел Моро, всё туже и туже затягивалась на тонкой птичьей шейке, лишая возможности лишний раз вдохнуть. Мундштук, лежавший подле пепельницы, крепко сжимают когтистые пальцы.

- Понимаю – Шепот растворяется в сизом табачном дыме, а после Сирин направляет в сторону Элиха злой взгляд. Спокойная водная гладь грозилась обернуться настоящим штормом – Потому я отказываюсь продолжать весь этот фарс. Пусть делает что хочет и как хочет, моё слово было сказано уже давным-давно. Полагаю, вас удивляет моя упёртость, Элих? Не странно, учитывая, как всё это выглядит со стороны. Но мне и не нужно ваше понимание. Ничьё не нужно.

Хрупкие плечи мелко дрожат. От ярости или от приближающихся слёз?

- Наше с Алексом совместное прошлое, признаю без прикрас, было похоже на сон. Волшебный и прекрасный. Чарующий. Но любой сон, если он затягивается надолго, превращается в кошмар. А от такого мы просыпаемся с криком – Она произносит это отстраненно, более не смотря в сторону своего дорогого гостя. Очевидно, аудиенция подходит к концу – Я не желаю повторять старых ошибок впредь. Капитан может хоть месяцами в осаде держать этот треклятый бордель, потому что я буду стоять на своём. Играм пора закончиться. Ступайте вниз, Элих. Прошу вас, ступайте… Мне нужно время.

Замолчав окончательно, Сирин, будто бы полностью поглощенная курением, опустевшим взором обводит зал. Ночь в самом разгаре, как и этот спектакль.

Что же дальше?

[nick]Сирин[/nick][status]Оставьте меня в покое[/status][icon]https://i.ibb.co/nRp7K0s/image.gif[/icon]

Он ощущает холод её руки, но это не оказывает никакого эффекта. Она волнуется и кровь, по понятным причинам отливает от её конечностей. Сколько раз он видел, как при виде джиннов огня слабые смертные бледнели, чувствуя свою уязвимость? Множество. Этот факт проходит мимо него. Дальнейшие переговоры идут так, как было суждено судьбой. То, что высшая сила повелела им всем испытать страдания – шутка злобного мироздания, с которым они ничего поделать не могли.

Её замечание ранит его слух и ещё сильнее воспаляет и без того затравленную за годы воинской службы совесть. Как он мог не помочь ей, открыв правду? Это было практично. Это было честно. Это было правильно. Он отводит взгляд, не желая смотреть за её страданиями, чтобы позже взглянуть на неё, дав свой жестокий и циничный совет. Она говорит, что понимает, и подтверждает это дымкой сожжённых дурманящих трав, которые дарят успокоение, войдя в её лёгкие, и вырываются наружу серым полупрозрачным облачком. Когда она отказывается продолжать игру, он радуется за неё, восхищаясь её честолюбием, но лишь до тех пор, пока не открывается истинная причина подобного поступка. Не забота о других и даже не дальновидность. Банальное упрямство. Она не ждала его понимания, но он понимал. Он часто подобное видел и сам успел испытать. Что остаётся зверю, загнанному в ловушку и обреченному на смерть? Что ждало Элиха в темноте туннелей, когда он остался один, против огромного и озлобленного врага, который только и жаждал заковать его в цепи, обрекая на невольничью жизнь? Только сопротивляться. Сражаться за свою свободу. И, без всяких сомнений, умереть в своих попытках противиться поработителю.

Она продолжала, и он не перебивал. Она говорит про сон, который в какой-то момент обязан завершиться, и у джинна рождается ответ на её утверждение, но прежде чем он успевает хотя бы открыть рот, она, не оборачиваясь, вежливо и учтиво выставляет его вон. Его лицо наливается кровью только для того, чтобы секунду спустя побелеть. Его желудок внезапно говорит своё слово – болезненное, острое и абсолютное. Он ничего не ел с предыдущей ночи, когда они только подплывали к Ричпорту, а в своём излюбленном пьянстве Элих разумеется набросился на выпивку раньше, чем на еду. Он знал, что будет дальше – его лоб нальётся тяжестью, зрение помутится и, не удовлетворив более важные надобности тела, тот провалится в сон, только ради того, чтобы утром проснуться в жутком состоянии и ещё более жутком настроении. Ему нужда была пища. Он встаёт, ощущая лёгкое головокружение, но как Сирин может заметить это, стоя к нему спиной? Он подходит к двери, покорно принимая требование удалиться, но перед дверью оборачивается и бросает последнее своё наставление.

— Вы не проигрывали осад, госпожа. Вы переживёте конец этой игры, но последствия этого будут преследовать вас до конца ваших дней. Замужество за чудовищем не самая худшая доля, смею вас заверить.

Он не слушает ответ и открывает дверь, только затем, чтобы обнаружить там капитана, чьи красные глаза изучают его. Джинн с трудом прячет испуг, поскольку не успел подготовить ответ. Он одновременно исполнил желание капитана и подвёл его. Его разум мечется в поиске правильных слов, способных исправить положение, но вампир опережает его. Он говорит о кульминации. Ифрит не уверен. Он бы переждал. Возможно по стратегической причине. Возможно по причине того, что стоило набраться сил перед новым этапом переговоров. Вампиры, с их особым метаболизмом, отсутствием пульсации крови в сосудах и биения сердца, переносили напряжение по-своему, но джинн в этом вопросе мало чем отличался от смертных. Ему нужна была еда. Нужны были силы. Нужен был сон. Он не был готов к очередному раунду в этой игре. В игре теней более опытные игроки побеждали его по такой банальной причине. Они были выносливее.

Капитан стучит в дверь, но со странным ритмом, словно не просто оповещает о своём присутствии, но вводит какой-то код. Вампир отворяет дверь, но не входит. Джинн опирается на перила по другую сторону кабинета. Ему нужно присутствовать здесь, чтобы не дать чёртовому моряку создать проблемы. И тот разумеется начинает свою речь на чужом наречии. Джинн выдыхает проклятия, но следит за тембром речи, стремясь хотя бы по такому скудному признаку понять, что собирается сказать его наниматель. Он начинает мягко, ровно, как если бы взрослый мужчина, сдерживая дрожь в голосе, признавался в любви, но с каждой паузой его речь становится резче, придыхания – дольше, как если бы выступающий обвинял или проклинал свою публику. В какой-то момент джинн не выдерживает и смотрит на Моро с осуждением.

«Только не так!» — говорят его глаза. Александр заканчивает. Элих опускает голову, чувствуя накатившую на голову тяжесть.

— Треклятый глупец, — выдыхает джинн на первичном, зная, что только высшие силы его здесь и сейчас могут услышать и понять, — Насколько же жестоки боги, что послали именно меня лицезреть твою неспособность какому-либо смирению!

Стоит завершить игру честностью, как крепость падает, а заветная дверь распахивается. Но Александр уже забыл о всех спектаклях и театрах, которые они здесь закатывали, победа и проигрыш стали чем-то незначительным. Он переступает порог.
Снизу доносятся ароматы самых аппетитных местных яств, кажется, там уже вовсю подают закуски. Элиху суждено было засвидетельствовать не продолжение битвы, а победу Моро, хотя самому ему уже не нужно было ни звание победителя, ни все мирские блага.
Она была здесь. Ее парфюм был дурманом, а близость - всем, о чем он  мечтал целых двадцать лет. Но что она говорит? Будто... боится его?
Капитан раскрывает объятия, и вот, этот долгожданный миг настал: его руки обхватывают дорогую сердцу пташку, совершенно законно и по ее доброй воле, притягивают ближе, чтобы спрятать от всего мира и даже от нее самой. Он, право, растерян из-за такого утверждения. Она... боится его? Разве с момента той страшной ночи ее обращения он позволил хотя бы царапине оказаться на твоей коже? Да, они не всегда понимали друг друга, но страх - это совершенно другое. Он хотел вызывать ее любовь, ее жалость и нежность, но уж никак не страх.
Для остальных он был капитаном Моро, но для нее всегда оставался Александром.
- Тяготит? - удивленно переспрашивает вампир, не понимая, к чему вообще все это могло идти. Двадцати лет ему не хватило, чтобы понять - с чего вдруг она решила, будто что-то в ней могло его тяготить? Но следующий вопрос - еще тяжелее, будто по ступенькам из них она пыталась добраться до точки, в которой он перестанет себя контролировать. - Я... отпустил бы. - выдыхает так, чтобы слышала только Сирин, зарываясь носом в ее мягкие волосы.
Его мертвое сердце пело рядом с ней.
- Я отпускал каждый день все эти двадцать лет и, видит Луна, мне это было невыносимо. Каждый день я задавался вопросом: неужели я недостаточно ценил то, что есть между нами, если судьба решила отвадить тебя? Но если бы на то была твоя воля, я отпустил бы тебя снова, потому что не могу удержать силой. Наша связь - это единственный свет, который мне доступен, у меня нет ничего, что было бы так же драгоценно, как ты, Сирин. Но я не могу запереть тебя рядом, не могу удержать. - и это причиняло практически реальную боль: чувство, которое было им забыто. О чем она думала, покидая его? О чем были ее мечты? Неужели рядом с ним было так плохо, что следовало искать метод избавиться от их связи?
"Свобода" - вот о чем она говорит, вот что снова вырывает ее из его объятий. Она обещает счастливый конец для них обоих, но уходит, достает из стола какие-то бумаги.
Лекарство было всем, что занимало ее двадцать лет. Все, чего она жаждала - избавиться от него, забыть его, оставить уже навсегда. Быть вампиром было наказанием, но считать свои чувства поддельными, убедить себя в этом - было настоящим проклятием.
Да, они другие. Но излечиться значило лишь одно - ее смерть.
Ярость вспыхивает в Александре раньше, чем сам он успевает ее заметить. Ваза, доселе мирно стоявшая на пьедестале у входа, летит к чертовой матери, а Сирин оказывается заперта с тем, кто вовсе не жаждал свободы или исцеления. Его глаза пылают алым, клыки - удлиняются, но лицо искажено болью.
- Вот чего ты хочешь: избавиться от меня, пусть даже ценой собственной жизни?  - он знал все о ее страхах. И если она готова была побороть собственную боязнь перед ликом смерти... неужели ненависть к нему в ней настолько сильна?
Даром, что вазе здорово досталось, его рука мягко обхватывает запястье Сирин. Глаза Александра ищут ответ на ее спокойном лице.
На секунду кажется, что в нем что-то надломилось. Что он готов умолять. Моро и сам был уверен, что готов сделать что угодно, потому что рядом с ней не существовало того, что он счел бы для себя унизительным. Для нее он не был ни капитаном, ни королем.
- Я не хочу никакого лекарства, Сирин. Пожалуйста, не оставляй меня... как ты можешь быть настолько жестока ко мне... Я счастлив каждый миг с тобой, как я могу не желать этого? - последние слова он произносит шепотом, оставляя поцелуй за поцелуем на тыльной части ее запястья. Все, чего он хотел - это она. Если для этого нужно играть свою роль, будь то король пиратов или гребаный король мира - он готов, потому что знает, что его пташка не удовлетворится малым. Насколько бы он не устал от всего этого, если это для нее, чтобы видеть ее улыбку, Моро готов заниматься всем этим вечно.
Его вторая рука не дает ей сбежать снова, притягивая ближе, а затем острые клыки царапают нежные губы. Даром, что он пытался быть ласковым, поцелуй выходит требовательным и страстным.
[nick]Александр Моро[/nick][status]Bittersweet[/status][icon]https://i.ibb.co/0jmgRLW/8c1bc4c4b2df242e7cf66e895adf89ee.png[/icon]

Сирин кривит губы в грустной усмешке, но не поднимает головы, чтобы супруг не увидел изменений в её пылающих синим огнем глазах. Только дрожащий голос выдаёт все чувства.

- А я – нет. Ты выбрал скверную партию в лице эгоистки, которая думает, что знает, как поступить лучше. Связь между создателем и его порождением крепка. Крепка настолько, что действительно может свести с ума, но отнюдь не она лишает меня здравого рассудка рядом с тобой и вдали от тебя, Алекс.

Она обводит заледеневшими пальцами скулы, изучает Александра, как в первый раз: робко, неуверенно, боясь вызвать его гнев. Принести в себя в жертву – вполне в духе любящей женщины, искренне полагавшей, что стала первопричиной кошмара, творившегося с её мужем двадцать лет назад. Он не был жестоким и сумасбродным убийцей, пока не встретил свою одержимость.

Звон бьющейся вазы гремит так неожиданно, что Сирин едва не вскрикивает, зажимая ладонью рот. Не такой реакции она ожидала, поведав о своих поисках, а потому испуганно отступает за стол, создавая мнимую иллюзию безопасности. Больше нет сил держать маску сдержанности, готовности принять любой поворот событий: слёзы градом катятся по впалым щекам, обжигая кожу.

- Неужели ты не понимаешь?! Я делаю это ради тебя! Всё это – ради тебя! Ты можешь не осознавать этого, не видеть того, что ясно, как божий день, но ты изменился. Я изменила тебя, сделала монстром, которого боятся даже самые отъявленные головорезы. Всё, чего мне хотелось: обернуть свои деяния вспять и, даже если цена окажется высока, я готова её заплатить. Чтобы ты был счастлив… был свободен. Даже если и без меня.

И от его последующих слов становится только хуже. Сирин содрогается в рыданиях, отчаянно цепляясь за своего капитана. Ненависть – совсем не то чувство, которое она могла испытывать по отношению к нему. Страх и влечение шли рука об руку, когда дело касалось Моро, а ненависть… разве что по отношению к самой себе. За слабость, за неумение настоять на своём, когда это было так необходимо.

- Алекс… - Шепчет она в полувздохе-полувсхлипе – Я так хочу, чтобы всё было как прежде. Помнишь, ещё до того, как мы обручились?

Моро был убежден, что вампиры не умеют любить, в то время как Сирин не могла объяснить свои действия ничем иным, как любовью к нему. Для неё их разлука была не менее мучительна, но если это могло сделать, как лучше…

На поцелуй отвечает жадно, чувствуя, как соль от недавно пролитых слёз смешивается с металлом выступившей на месте неглубоких царапин крови. Дурманящее разум сочетание после долгой разлуки приправлено страстью, разом пресекая всякую попытку сопротивления. Она слишком соскучилась, слишком извела себя за все эти годы, чтобы сопротивляться.

Рука, до сих пор державшая драгоценные листы, сжимается, безжалостно комкая хрупкую бумагу, которой было суждено вспыхнуть в пламени ближайшей свечи. Нет больше ни сил, ни желания искать выход из их незавидного положения. Только наслаждаться моментом близости, разрывать который не хотелось ни ему, ни ей.   

- Прости меня – То и дело повторяет Сирин между поцелуями, переходящих с губ на щеки и подбородок мужа и оставляющих после себя разводы помады. Она абсолютно пропускает мимо ушей возвращение Элиха– Я люблю тебя. Люблю.

[nick]Сирин[/nick][status]Споём дуэтом? [/status][icon]https://i.ibb.co/nRp7K0s/image.gif[/icon]

За тонкой преградой раздаются томные возгласы на восточном языке и ифрит едва удерживает свою ладонь от попытки расшибить себе лоб. Это ж надо быть таким феерическим идиотом, чтобы не понять! Даже низкородная матросня догадалась, что там происходит, но почему-то не эмир. Как будто бы за почти шесть десятков лет, что он живёт на этом свете, ему ни разу не довелось узнать, чем мальчики и девочки могут заниматься, когда остаются одни! И то, что они находятся в борделе, нисколько не навело его на мысли о происходящем за дверью? Он делает несколько шагов возле двери, наворачивая круги, решив, что в своём намерении, пускай и крайне дебильном в своей неуместности, нужно идти до конца.

Дверь отворяется, но капитан хватает её, удерживая от полного открытия, попутно гордо демонстрируя следы от поцелуев на своём лице, как воин бы хвастался боевыми шрамами после громкого триумфа. Элих на секунду пугается, боясь, что причина довольства вампира находится в том, что тот испил крови Сирин. И та, раненная, лежит сейчас в комнате, неспособная даже пошевелиться под какими-нибудь ядовитыми чарами кровососа. Он смотрит на Моро с осуждением, после чего рука джинна приоткрывает дверь ещё немного, ровно до того момента, как не становится видно уже вернувшую себе приличный вид Сирин. Одного беглого взгляда оказывается достаточно, чтобы убедиться в её сохранности, после чего джинн резко отворачивается. Он не хочет, чтобы вампир увидел, как ифрит корит себя проявленную наивность. Пират, словно ощущая повисшую неловкость, переводит разговор в нужное русло – о питье и еде, после чего резонирующим командирским голосом велит служащим «Садов Илиады» обслужить их.

Удивительно, как быстро он смог перехватить власть над борделем, не будучи ни де-юре ни де-факто здесь полноправным начальником.

— Прошу простить мне моё вмешательство, капитан, — всё же произносит Элих, решив поставить точку в этом вопросе, — Я всего лишь хотел перестраховаться.

Спустившись по лестнице и вернувшись на роскошные софы, в случае джинна, едва успевшие остыть за время его отсутствия, вампир и ифрит оказались просто окружены вниманием и слугами, словно все только и ждали их возвращения все эти минуты. На низкие столики опустились подносы с едой, и Элих, чувствуя голод, с аппетитом разглядывал предложенные блюда. На серебряной тарелочке, ближе всего к ифриту, находились слоённые булочки, начинённые, судя по запаху, говяжьим мясом и грибами. Чуть дальше от них – крекеры, на которые установили узелки из тонко нарезанного бекона и посыпали сыром. Ещё дальше, в глубокой чашке – мясные шарики в соусе янтарного цвета, бывшего, скорее всего, смесью мёда и чеснока. На самых дальних тарелочках ожидали своего часа уже знакомые ему тосты с паштетом, а справа от них – обжаренные в сухарях рулетики из ветчины. И это был далеко не предел, но увиденного было достаточно, чтобы заставить проголодавшегося гостя с запада сглотнуть скопившуюся слюну. Словно чувствуя тягости клиента в вопросе выбора, одна из куртизанок, та самая эльфийка, вложила в правую руку вельможи бокал с вином, а сама на тонкой деревянной палочке предложила гостю попробовать нанизанные на шпажку кубик сыра и оливку. Она медленно поднесла угощение к его рту, то и дело отводя руку назад, будто она кормила не представителя дворянства, а дикого зверя. Он посмотрел на неё и улыбнулся, слегка игриво, чувствуя её нерешительность и получая дополнительное удовольствие от её осторожности, после чего обхватил губами ровно нарезанный пармезан. Подавшись назад, он отцепил его от шпажки и, тщательно прожевав, проглотил. Еда в считанные секунды оказалась в желудке, вызвав волну удовлетворения, а чуть позже – ещё больший прилив аппетита и жажды.

Как бы не хотелось джинну в этот момент превратиться в животное, удовлетворяющее свои базовые нужды и повинующееся первичным инстинктам, капитан заговорил о высоком. Он констатировал своё и Сирин поражение и, прежде чем джинн углубился бы в анализ такого признания, задал странный вопрос, уводящий мысли Элиха в совершенно ином направлении.

— Любил ли я когда-нибудь? — повторяет вопрос джинн, словно спрашивая теперь самого себя.

Он делает маленький глоток вина, а эльфийка подносит к его рту виноградинку. Он быстро съедает её, обдумывая ответ, после чего тяжело вздыхает.

— В юности – да. Тогда я, как и все, не контролировал свои чувства и мог стать одержимым любой достаточно интересной девой. Но это была юность. Кто из нас смог бы держать себя в руках, не соблазнившись мечтой о страстной любви? Тогда огонь чувств пылал ярко и загорался так же быстро, как и затухал. Я сейчас и имени ни одной из своих зазноб не вспомню. Хорошее было время. Пока мы не повзрослели.

Он делает ещё один маленький глоток, скорее чтобы промочить горло, чем от желания напиться.

— В армии султана нас научили дисциплине ума. У нас есть долг. У нас были очевидные враги. Они и сейчас никуда не делись. Их надо уничтожить. Кто-то должен дать им отпор. Кто, если не я?

Эти слова он произносит как заученную мантру. Он выпаливает короткие предложения, словно прописные истины, ясные всем. Он даже не моргает, когда говорит о долге. Будто иначе и не могло быть.
Он не пытается даже объяснить, что является воином не только по долгу, но и по призванию. Он был рождён служить. Третий сын. Не наследник. Не любимчик. Всего лишь надстройка для фамилии, созданная поразить врагов государства. Пока Лекрилу искали выгодную партию, о нём, Элихе в этом ключе никогда не думали и даже не поднимали об этом вопрос. Он должен был заслужить славу для семьи на поле брани. Или умереть, пытаясь это сделать. Добрая, красивая и умная жена, из достойной семьи стала бы его только отвлекать. Находясь в опасности, он бы захотел вернуться домой, а не отдать свою жизнь, обращая врагов государства в пыль.

— К чему семья, когда твоя жизнь – это служба? — как бы подтверждая семейный догмат, задаёт риторический вопрос джинн, — На костях моих предков, как и я верно служивших султану, стоит целая империя. Как я могу променять такую честь на удовлетворение прихотей своего сердца?

Последнее он произносит с лёгкой грустью. Даже со стыдом и сомнением. Ведь если он оправдывает отсутствие любви в своей жизни «верностью отчизне», то что он делает здесь?

Элих залпом осушает бокал, чувствуя, что не хочет заниматься самокопанием. Этот психоанализ редко поднимал ему настроение и ещё реже приводил к каким-то продуктивным выводам. Прежде чем бросить в рот рулетик во фритюре, он задаёт капитану спонтанно всплывший вопрос.

— Что вы намерены делать с вашим и с её поражением, капитан? — после чего челюсти джинна смыкаются на хрустящем лакомстве.

Музыкальная тема

Хвала всем Лунам, капитан не был ревнивым идиотом - он позволяет своему гостю убедиться, что с его леди все в полном порядке - уж по его разукрашенной физиономии иного не скажешь.
- Только до завтрашнего утра, дорогая. - то ли договариваются, то ли обещают друг другу они, прежде чем Моро уходит вниз.
Если она сбежит снова, ему придется оставить все как есть. В этот раз навсегда.
Но его пьянила ее близость, улыбка, радость при виде него. У капитана напрочь отшибло все обиды от одного ее поцелуя. И все же, Александр не сказал бы, что понял до конца. Ненавязчиво поинтересоваться у живого - отличный вариант.
Куртизанки перестали околачиваться возле вампира и полностью переключились на его товарища, что было к лучшему, потому что его обуревал такой голод, от которого сводило скулы. Дождаться завтрашнего утра было все равно, что дожидаться вечности.
- Вы не сделали ничего плохого, Элих. В отличии от меня, вы - настоящий джентльмен, и я уважаю ваше право. - вполне искренне отвечает на слова джинна Александр, отправляя в рот соленую, нафаршированную корнишоном оливку, лишь бы избавиться от сладости губ своей супруги чтобы не вернуться довершить начатое. Элиха было невозможно не уважать, он был... другим, из другого, малознакомого мира, где слова "долг" и "честь" весили куда больше, чем желания.
Он понял еще из рассказов своего гостя, что долгом тот поглощен. Долг - превыше всего. Остальному в жизни Элиха отведено настолько мало места, что было глупо интересоваться о любви, но...
- Я вовсе не хочу сказать, что долг и честь семьи - вещи второстепенные, дорогой друг. Не поймите меня превратно... но мне было интересно чего хотели бы вы сами. Неужели вечный долг - предел ваших мечтаний? - просто интересуется Александр, потому что здесь, вдали от дома, для эмира было столько возможностей, что мечты были ближе. - Я когда-то мечтал стать... вы только не смейтесь, хорошо?
С озорной улыбкой истинного соблазнителя, Моро обводит взглядом присутствующих, а затем чинно поправляет рубашку и поднимает ворот.
- ... священнослужителем в главном храме Бонимора.
Он повторяет последнее предложение для остальной публики на общем, вкратце добавив, что они беседуют о юношеской мечте. Почти правда.
Первая девица, которая не сдержала свой смех, была отправлена за новой порцией алкоголя. Но спустя несколько секунд смеялись уже все, включая капитана. Только вот куртизанки не знали, что вместо священнослужителя Александр стал чем-то совершенно противоположным, в моральном и физическом смыслах.
Вскоре бокалы наполняются вновь, и Александр поднимается для нового тоста. Но произносит его только на знакомом джинну языке.
- Заключать перемирие и создавать альянс, что же еще! - смеется капитан, и вечер продолжается круговоротом вкусной еды и выпивки, покуда не наступает предрассветный час.
Благо, они заплатили по счетам вдоволь, чтобы откланяться без проволочек, а к моменту завершения банкета выпили и капитан, и его гость, уже столько, что Моро только и мог, что хохотать. Из команды в заведении остались лишь те, кому с легкой капитанской руки позволено взять отгул перед отплытием, в то время как остальная часть команды вернулась на корабль.
[nick]Александр Моро[/nick][status]Bittersweet[/status][icon]https://i.ibb.co/0jmgRLW/8c1bc4c4b2df242e7cf66e895adf89ee.png[/icon]

Солнце уже готово показаться над линией горизонта, когда Элих и Александр оказываются на корабле, и ознаменовать тем самым начало нового, суетного для Ричпорта дня. Гаснут фонари, а с улиц пропадает всякий намек на ночное веселье, уступая место скуке рабочих будней, царивших в портовом городе.

Впрочем, могло ли это иметь значение для уморенных алкоголем и женским вниманием моряков? Вся дневная суета проходит мимо них, никак не задевая «Безымянного» до самого вечера, пока сама не сходит на нет. Новая порция снега припорошила серые улочки, делая их более светлыми и приветливыми. Жаль, оценить такой дар свыше горожане не могли, кляня стремительно приближавшиеся холода за их чрезмерную спешку.

В порт возвращались корабли, готовые переждать здесь зиму, а потому на пристани оживление царит даже с приходом темноты. Самый поздний из них прибывает около полуночи, занимая рабочих дольше положенного – прекрасный фрегат совершает срочную остановку, чтобы оправиться от недавнего шторма. Очевидно, капитан его не был столь же опытен, как капитан «Безымянного», а потому и последствия от его командования были более серьёзными.

Гул голосов вмиг становится более встревоженным, когда издали всем присутствующим на пристани видится зарево пожара где-то в глубине города. Пожарные колокола бьют тревогу, заглушая далекие крики напуганных людей, а бывавшим в Ричпорте пиратам сразу становится ясно – горит квартал красных огней. Горит ярко и яростно.

Пламя, словно опасный хищник, перескакивает с одного здания на другое, и в небо устремляется столп непроглядно-черного дыма, заслоняя собой свет безучастных звезд. Случилось нечто ужасающее, но быстро оцепившие все дороги, ведущие к эпицентру пожара, жандармы не дают ни единой душе подойти ближе, чем то диктовали условия гражданской безопасности.

К счастью, в обратную сторону это правило не работало.

Не проходит и получала, как к пристани стремительно приближается всадник на вороном коне: фигура неизвестного укутана в плащ, одна рука крепко сжимает поводья и какую-то платяную сумку, в то время как вторая лежит на боку, пряча от взглядов прохожих стремительно разрастающееся на нем алое пятно.

Свист, резкий, пронзительный и, безусловно, знакомый Александру, заглушает голоса моряков и выдает личность того самого неизвестного с головой. Это был сигнал тревоги, говоривший куда больше перезвона колоколов.

Сирин падает с лошади прямо в снег, обеспечивая себе более или менее мягкое приземление, в то время как скакун устремляется прочь… со всё тем же всадником на спине. Удачно сделанная иллюзия отвлекает внимание тех, от кого бежала тифлинг.

- Ловите монстра! Монстра, испившего крови невинных! – Кричит появившийся из переулка преследователь, немного отставший от своей цели. Незнание города не сыграло ему на руку, отняв драгоценные минуты времени. За его спиной ещё трое точно таких же мужчин, облаченных в одеяния, схожие с церковными. Фанатики, они несутся вперед, клюнув на нехитрую уловку, а вот Сирин, спрятавшись за ровными рядами выгруженных на берег бочек, как можно быстрее двигается в сторону корабля своего мужа.

Иллюзия была удачной, но слишком слабой, чтобы держаться достаточно долго. Совсем скоро они вернутся по её душу.

Час от часу не легче.

- Ах, надеюсь, я не опоздала – Легко говорит Сирин, поднимаясь по трапу, будто всё произошедшее только что – шоу, которое её совсем не касалось. Она улыбается, но улыбка её искажена болью. Рука всё ещё жмётся к раненому боку, а губы бурой корочкой покрыла подсохшая кровь. К облегчению Моро – супруге она не принадлежит - Полагаю, ты не расстроишься, если я попрошу тебя отчалить... Прямо сейчас, дорогой.

[nick]Сирин[/nick][status]Споём дуэтом? [/status][icon]https://i.ibb.co/nRp7K0s/image.gif[/icon]