Всем когда-нибудь доводилось принимать опрометчивые решения. Практика эта неприятная, но призванная дать выучиться на собственных ошибках. Спустя время приходит осознание ценности очередного жизненного урока, поскольку мало кто может схватывать его налету.
Карбьер, уже который день пребывавший в состоянии самой настоящей льдины, точно не мог.
Всё начиналось вполне невинно: волею судьбы именно в зимний период ему выдалось покинуть родной Фирс и отправиться на Истегаю, в земли талантливых магов и колдунов. Кто-то занимался здесь своей деятельностью официально, не страшась встретить на пороге толпу с факелами и вилами, а кому-то приходилось скрываться. Практика тёмного колдовства мало кому приходилась по душе, хотя и считалась официально признанной Великой Магической Академией – деятельность некромантов всегда сильно урезали, держа под чутким контролем магов Культа Жизни. А тотальный контроль порождает бунт в душе несогласных.
Пришлось потратить около полугода своей жизни на то, чтобы узнать местоположение подпольной группировки чернокнижников – ещё состоя в Культе Афермы Ревущей Карбьер мог слышать о них лишь урывками. Самовольные, не желающие подчиняться ни академии, ни культистам, за что были гонимы обеими сторонами и всегда стояли особняком. То, что нужно человеку, который опасается встречи со столь опасными оппонентами, но нуждается в знаниях. Нет, скорее… в ответах.
В спешке лич совершенно упустил из виду тот факт, что зимы на Истегае очень суровые. Даже местные, привыкшие к крепким морозам и жестоким вьюгам, стараются не показывать нос на улице в особенно холодные дни, что как назло выпали прямо на намеченные дни пути к Онтомиру. Время поджимало – встреча с информатором была назначена на момент, когда с прибытия Карбьера в порт пройдет ровно неделя и всю ту неделю он обязан был провести в пути. Увы, погода была немилосердна к путнику.
На середине отведенного срока лич застрял в небольшой деревушке, из которой в окрестности Академии Магов попасть можно было за пять дней пешего пути. Пять, тогда как в распоряжении не имелось и четырех, а сесть в повозку или выкупить лошадь не представлялось возможным – любые перевозки были прекращены из-за невыносимого холода и снегопада. Не пожелав смириться со своим удручающим положением, Карбьер двинулся в путь самостоятельно.
Разве мертвец сможет замерзнуть, что называется, насмерть? Как оказалось, может.
Мороз медленно сковывал его мёртвое тело, мешая двигаться, а порывы ветра то и дело сбивали с ног. С тем, как скоро лича покидали силы в борьбе с жестокой стихией, в нём всё больше росло осознание – выбраться из этой передряги самостоятельно будет ой как не просто. Быть мёртвым, как оказалось, не всегда удобно, ведь не способный себя согреть, он попросту не смог предотвратить неизбежного замерзания крови в своих жилах. Не было боли, но был клокочущий в груди страх: не имея возможности хотя бы пальцем двинуть, Карбьер был абсолютно беспомощен. Беззащитен. Уязвим.
В таком положении он провел около двух суток – время было безнадежно утеряно, да и не о том стоило проявлять беспокойство. Ныне гораздо более насущным вопросом было выбраться из ледяной западни, да так, чтобы не выдать собственной сущности. Замороженные трупы не оживают, стоит их отогреть, это известно всем… кроме одного не в меру любопытного мальчишки.
Первое, что ощутил лич – удар, тяжелый скорее из-за ботинка, нежели из-за ноги его обладателя. Послышался негромкий вскрик, ругань и звук падения на мягкий, выпавший совсем недавно снег, который припорошил незадачливого путника. После снег заскрипел, разворошенный чьими-то руками. Разум мертвеца заметался в смятении: что делать? Казалось бы вот оно, спасение, но что случится, когда кто-то там, кого он не мог видеть из-за плотно сомкнутых век, найдет его? Неизвестность ставила перед непростым выбором, решение в котором Карбьер принять не успел.
- Батюшки! – Послышался звонкий мальчишечий голос, такой пронзительный после часов оглушительного свиста над головой, что лич несомненно поморщился бы, будь у него возможность – Мертвец! Как же тебя занесло сюда, бедолага?
Про себя он фыркнул: нашелся умник, с мертвыми разговаривать. Лица коснулись сначала варежки, убирая с него слой снега и неприятно царапая кожу, а после – руки, тепло которых показалось Карбьеру истинно обжигающим. О, он уже начал забывать, почему живые так ценят тепло! С губ сорвался судорожный вздох.
- Ничего себе, живой! – Вскрикнул малый, активнее разгребая снег – Держись, бледный, отогрею я тебя в своей пещере!
И сердобольный мальчишка не соврал, едва ли не на своем горбу дотащив свою «находку» в некое подобие жилища. Местоположение его выдавала тонкая струя сизого дыма и мягкий свет грозящегося потухнуть костра, заметные на самом подходе к подножию горы.
Лича не очень мягко опустили, судя по тому, как стало тепло и мягко, в ворох шкур. Шаги быстро отдалялись.
- Тьфу, замотался совсем, забыл про кострище – Ворчал мальчик, в то время как Карбьер пытался разомкнуть веки. Получалось плохо, а картинка перед глазами была смазанной и неясной: пока что он мог различать лишь силуэты. Один из них, озаренный светом огня, виделся ему наиболее четким и принадлежал, удивительно, парнишке лед эдак четырнадцати – Ты там, это, располагайся, что ли. Околел небось в снегу, жуть. Меня, если что, Булгерком звать, обращайся!.. Ну, как язык оттает.
Болтал парень без умолку, не иначе как отыскав в личе благодарного слушателя: рассказал и о том, что отец его держит корчму в деревеньке неподалеку, и том, как сбегает от него уже в который раз – вон, аж-но успел целое убежище себе обустроить, вещей сюда натаскать. Карбьер не слушал толком, пытаясь пошевелиться, но этого у него никак не выходило. Оставалось только смириться с судьбой, ожидая, когда заледеневшая в самом прямом смысле кровь оттает, давая возможность хотя бы дышать, не прилагая усилий.