Они шли, и Медея без особого интереса озиралась по сторонам. Конечно, на Патоге она была впервые; и впервые видела так много нелюдей в одном месте, такую архитектуру, такой непривычный способ ведения торговли… Всё так отличалось от её родного Фирса, но концептуально — концептуально всё было тем же самым. Обычная суета большого города, его занятые обитатели, их дома и их еда — а детали не так уж важны... Только дискомфорт от яркого солнца, отражающегося на светлых каменных глыбах и заставляющего светочувствительные глаза женщины слезиться, и от непривычного, режущего ухо языка, на котором разговаривали все вокруг, и который она почти не разбирала.
Единственным, что её в самом деле интересовало, были редкие темные подворотни в которые заворачивало подозрительно много людей, и какие-то неприметные двери вроде-бы-пабов — Медея каждый раз невольно облизывалась, с привычной внимательностью замечая очередную потенциальную точку теневого мира — и к концу их небольшого путешествия у нее порядком обветрились губы. То, на чем торчит Патога ей было интересно — весьма и весьма! — но глупо было надеяться, что левой чужеземке кто-то продаст что-то приличное. В лучшем случае, потребовалось бы время, которого у неё не было…
Между тем, господин Тартаковски, не замолкая, рассказывал обо всём, что они видели — и это несколько скрашивало прогулку, делая всё менее бессмысленным. Медее не приходилось задавать наводящих вопросов, но она охотно слушала. Некоторые вещи и механизмы она узнавала и сама, по старым воспоминаниям о прочитанных книгах, и изредка даже вставляла слово.
Наконец, они подошли к кирпичному зданию, и Медея даже почему-то немного обрадовалась родной архитектуре. Серия взрывов в соседней лавке привлекла её внимание, она остановилась и обернулась на несколько секунд, всматриваясь, но заметив, что её спутники прошли дальше, бросила это дело тоже и поспешила за ними. В помещение она вошла последней, бросив беглый взгляд на экспозицию и почти опоздав на свое представление. То, что это было именно представление, Медея поняла в основном по собственному прозвучавшему имени и жестам — разбирать пагубу оказалось с непривычки серьезной задачей. К счастью, её спутники говорили простыми словами, и прокрутив в голове услышанное несколько раз, Баал-зевул с трудом, но смогла разобрать пару последних фраз.
…«Надеяться мог конец скоро»… …«тогда скорее я»…
Ну… Это было что-то. В целом смысл она вроде уловила…?
К счастью, драконид ушёл и её мучения не продолжились. Заодно появилась время рассмотреть камни поближе. Не то, чтобы они её очень интересовали; но делать больше было особо нечего. Один из них, со светло-золотыми прожилками, напомнил ей о Ляне, и рука сама потянулась к нему. Тот отдавал теплом.
— Господин Тартаковски, — обратилась она, пока мысль не успела забыться, — А не могли бы мы зайти в пару лавочек? Моя дорогая кузина без ума от механизмов; хотелось бы привезти ей что-нибудь из экспедиции…
Она не вполне замечала, пока медленно говорила, что камень всё нагревается под её рукой; и только когда он под конец начал её обжигать, запоздало отдернула руку. И слегка прищурилась: а интересная вещичка.
Ох, нет, она захотела её своровать. Медея с трудом удержалась от закатывания глаз, полная разочарования в себе. Сейчас бы планировать кражу, находясь в комнате с двумя господами, которые смотрят прямо на неё, и от которых во многом зависит её будущее благополучие… Она же не будет рисковать возможностью разжиться веществами на Фуге?... Она же не будет… С другой стороны, те прожилки показались ей легко выколупываемыми, и у её плаща такие длинные рукава…
Она тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли, и на всякий случай даже немного отошла. Нет-нет-нет, Дора Шеная; она не настолько тупая.

Отредактировано Медея Баал-Зевул (2020-01-27 20:36:40)

Медея удовлетворенно кивнула, когда господин гном любезно согласился прогуляться и по рынку — удобно; и полностью пропустила слабые возражения птицелюда мимо ушей — его мнение её не очень волновало, кроме того, она была абсолютно уверена, что господин Тартаковски легко его уговорит.
А вот следующая фраза зацепила её внимание сильнее. Flammus bortanicul… Она медленно провела большим пальцем по нижней губе, сощурившись в задумчивости. «Жечь орагнику»… Это делало ситуацию немного понятней, а прожилку привлекательней. От неё, как минимум, всегда можно будет прикурить…
Появившийся драконид привлек всеобщее внимание, и Медея, не особо вслушиваясь в его пагубу, отступила обратно к камню. Все ее мысли уже занимало то, во чтобы она могла положить прожилку. В материале своего плаща она была не вполне уверена, но частично органика в нем наверняка была, так что вариант с карманом отпадал. Мешочки, в которых она обычно хранила траву, тоже были кожаными…
Баал-зевул скользнула рукой за пазуху, вынимая один из пустых пузырьков — стекло, стекло вполне подойдет, — и, спрятав его в рукаве, шагнула назад еще, равняясь с камнем. Помолилась мысленно Гродару наудачу — все же воровство не было её коньком — и с облегчением выдохнула, когда прожилка с совсем легким, незаметным за общим разговором звеньком успешно упала во флакончик. Медея быстро закрутила крышку и сунула его обратно к остальным как раз когда мужчины раскланялись. Через стекло до её тела жар совсем не доходил. Повезло, угадала.
— Была рада познакомиться, — добавила Медея в свою очередь; на правильной пагубе, но с очень сильным акцентом, и пожала когтистую руку.
Драконид, глядя на её действительно чрезвычайно довольную ухмылку и приняв её на свой счет, самодовольно расправил плечи. Баал-зевул едва удержалась от смеха и поспешила убраться из музея вслед за своими спутниками, чтобы расхохотаться уже на улице.
— Просто напомнило мне об одной очень смешной истории, — оправдалась она.
Тартаковски, конечно, сразу заинтересовался; и пришлось обещать ему рассказать позже, за ужином, понадеявшись, что или он забудет, или она придумает что можно соврать.

На рынке Медею мгновенно притянули к себе лотки с травами. Она вроде следовала за своими спутниками, а в следующий момент уже обнаружила себя чуть ли не зарывшейся носом в чуть высохшей под палящим солнцем зелени, под насмешливым взором крупной орчихи-продавщицы. Ничего особенно интересного — то есть наркоманского — не было, но некоторые занятные экземпляры всё же присутствовали… Поняв, что с каждой секундой падает в свои мысли что больше, и вскоре её отсюда силком не утащишь, Медея поспешила купить всё, что увидела, не торгуясь, и унести ноги подальше.
Догоняя своих спутников, она уже мысленно прикидывала, что из этого можно будет сварить, перекладывала их в своём сознании, подбирая комбинации поудачнее, пытаясь вспомнить, что еще можно найти на корабельной кухне… По всему выходило, что в подземный город они отправятся весьма подготовленными — приятно.
Тартаковски, прислушавшись к её просьбе, привел Медею в самое сердце машинного рынка. Что скорее было плохо, чем хорошо: такое обилие дезориентировало бы и понимающего человека, а уж её… К тому же, она представляла, что понравиться Ляне, лишь в очень общих чертах, будучи ужасной невеждой в машиностроении… И головная боль не сразу, не быстро, но начинала возвращаться, пока что ненавязчивым зудом; но она уже бросала завистливые взгляды на курящего корвума — её-то трава была слишком компрометирующей, чтобы скрутить самокрутку в центре такого законопослушного города.
Хорошее настроение испарялось быстрее лужи воды в такой же жаркий день. Морак, она терпеть не могла решать такие проблемы. Медея раздраженно почесала шею и, наугад, пошла в магазин с арбалетами — Ляне же нравилось оружие, верно? Орк внутри был поначалу благодушен, но Баал-зевул быстро это исправила, за несколько долгих минут превратив его своими капризами и придирками в дерганного и огрызающегося.
— А можно что-то между? — поджала губы она в очередной раз, держа в одной руке первоклассный абордажный крюк, а в другой арбалет.
Орк клацнул огромными зубами, явно мечтая сомкнуть их на тонкой шее кошмарной покупательницы, и, с явным усилием сдерживаясь, процедил:
— Шатун, принеси для дамы №327 из подсобки.
Нечто, что до этого выглядело грудью спиц или вроде-того, поднялось на тонких ножках и, быстро ими перебирая, умчало в открытый проход куда-то вглубь лавки. У Медеи в голове щелкнуло.
Ляна же вечно злится, когда приходится отвлекаться, вставать за дополнительной гайкой или вроде того. Эта штука! Вот что ей точно…
— Это, — сказала Медея, бросая оружие на пол и показывая вслед убежавшей штуковине, — Мне нужно это.
— Это моя вещь, она не продае.. — начал было орк, понемногу окончательно зверея.
— У тебя все мозги в мышцы ушли? — оскалилась в ответ Баал-зевул, — Я сказала. Мне нужно. Э…
— ТАК КУПИ У АЗОГА! — взревел он, и Медея, оценив ситуацию, поспешила выскочить из лавки прежде, чем ей придадут ускорение хорошим орочьим пинком.
Уже на улице она подняла взгляд на вывеску у соседней лавки, в сторону которой так ожесточенно тыкал продавец. «Миниатюрные роботы-помощники…» Ах, вот оно что…
В этом магазинчике она была абсолютно очарована. Мило перекинувшись с здешним худосочным орком в круглых очках парой слов на пагубе — а не на общем, как с предыдущим, — она, быстро и почти не торгуясь, купила первого же паучка, забравшегося ей на ладонь. Выходя, она заколола им волосы, приказав держать хорошо, но особенно не шевелиться; тряхнула на проверку головой — та отозвалась новой, сильнее прежних вспышкой боли, заставив поморщится, — но нехитрая прическа ничуть не растрепалась. Медея довольно хмыкнула и отправилась на поиск своих спутников.
Пора было просить их вернуться на корабль. Уже очень хотелось забиться в свою каюту и выкурить две или три подряд…

/Начало игры с Касаном/

Песок просыпался меж тонких пальцев звероподобного исполина, склонившим колено над землёй в поисках ответов. Его ярко-голубые глаза блестели на солнце, с интересом разглядывающие следы, оставленные интересными существами.

«Мёртвые», постановил хаунд, глядя на тропинку из следов.
«Живые так не ходят».

Следы, оставленные на песке, делали картину происходящего в голове некроманта: походка, свойственная нежити - вялая, слабя, покачивающаяся, небрежная, шаркающая по земле; ноги ступали в хаотичном порядке. Изучая поведение мертвецов, глаз некроманта был намётан на подобные явления. И если где-то в пустыне забродила нежить, то она ждёт своего упокоения. И кто, как не Джакал, может помочь ей.
Он выпрямился, расправив широкие плечи; отряхнул от песка натруженные в шахтах Патоги руки, на которых даже спустя столько лет остаются мозоли от кирки и молотков. Он зашагал по тропе, выстроенной мёртвой бродячей плотью.

«Там, где ступает нежить, остаются следы тёмной магии. Не знаю, что за сила пробудила их от покоя, но я верну их в царство небытия».

Ветра пустыни, носящиеся среди барханов, скользящие сквозь песчинок и свистящие наподобие гула умирающего зверя, не успели спрятать следы, похоронив тем самым надежду для некроманта. Он шёл следом, поправляя завязанный тюрбан, охватывающий всю голову. Торчала лишь вытянутая шакалья морда с блестящими глазами хищника.
Он двигался быстро. Быстрее, чем себе могла бы позволить заблудившаяся рядовая нежить, что плетётся без цели, словно черепаха к воде. Солнце над пустыней продолжало печь, но Джакал успешно игнорировал этот факт - он вырос здесь, смирился с пламенем, что бросает звезда на землю смертных. Следы вели его куда-то, но куда - он не понимал.
Спустя время, Джакал позволил себе остановиться. Он отхлебнул воды, взятой заранее с собой, и «принюхался» к тонким потокам магии, разносящихся с ветрами.

- Любопытно, - буркнул под нос, задумываясь о картине в целом.

Чем дальше он шёл по следам, тем сильнее ощущал эту энергию - противоположность смерти. Сама жизнь. Он задавался вопросами, что эта сила может делать в столь гиблом месте. В пустыне царит лишь смерть. Если бы загробный мир и был на что-то похож, то это была бы Патога со всеми её живописными красотами бесконечного песчаного моря, по которому блуждают мёртвые души.
Ветра то усиливались, то стихали. Джакал опасался, что потеряет след. Запах энергии становился таким сильным, что можно было даже не смотреть на песок - магия сама укажет, куда идти. Тонкие вихри смертельных чар, что несут в себе бродячие мёртвые, переплетались с яркими живыми каналами силы, создавая в своей компиляции нечто невероятное.

Неужели он, как и нежить, бредут на голос Жизни, словно мотылёк на огонь?

Джакал был доволен своей находчивости, когда наконец вышел на то место, где происходили главные действия. Маленький оазис посреди пустыни - не чудо ли? Но об этом зверолюду ещё стоит поговорить. Он заметил трёх скелетов, что сразу же побудило броситься его в бой. Но не лоб в лоб. Он решил применить стратегию скрытного подхода: лучник представлял опасность, если он начнёт стрелять - будет плохо. В голове Джакал представил, как он набрасывается на мертвеца и скручивает его, не позволяя делать свой выстрел. Он хотел полностью выпить тёмную энергию из нежити, опустошив её. И его всегда распирало любопытство, как погиб тот или иной мертвец... Старые магические техники позволили бы ему считать память павшего.
Однако сбыться этому не удалось.

Возможно, мертвец смог сам учуять эссенцию жизни внутри Джакала. Это заставило его обернуться, заметив зверолюда, крадущегося позади, ступая по мягкому песку. Костлявый лучник достал ветхую стрелу из старого колчана, дрожащими конечностями натянут бог знает как сохранившуюся тетиву, целясь в крадущегося Джакала.

«Проклятье!» - он выругался, бросаясь с места вперёд, вздымая копну песка, чтобы как можно быстрее сократить дистанцию со скелетом. Но тот уже натянул тетиву, и всё, что оставалось делать Джакалу, это надеяться на свои защитные некромантические заклинания. Возможно, стоило создать перед собой барьер энтропии, и ветхие стрелы рассыпались бы в щепки, лишь зайдя в зону действия заклинания. В этом был быстрый план.

Вытягивая вперёд руку, превращаясь в само подобие чёрной стрелы, зверолюд пропускал сквозь себя поток энергии смерти, подчиняя её своей воле. Хаотичная энергия гибели обретала форму, словно глина поддавалась рукам умелого гончара. Чтобы точно сфокусироваться на своей защите, Джакалу пришлось заметно сбавить скорости, аккуратно замедляя шаг и выполняя пассы руками, дабы стабилизировать переплетения силы Смерти. Для кого-то это чёткие формулы, выстраивающиеся в заклинания, а для кого-то отработанные годами техники.

Но некроманту повезло - скелет даже не попал. Стрела молнией взлетела, но врезалась в песок где-то рядом, у мохнатой ноги. Джакал снова выругался - пришлось потратить силы и время для защиты от этого костлявого дурака. Но обезопасить себя стоило, реакции зверолюда не хватило бы для ловкого уклонения.

И всё же, одну задачу зверолюд смог выполнить: он отвлёк внимание лучника на себя.

Отредактировано Джакал (2020-11-25 17:58:15)

Джакал стал понимать, что незнакомцу помощь и вовсе не требовалась. Он успешно справлялся со скелетами, но зверолюд хотел обойтись с ними более мягким путём, попутно изучив их мёртвые тела. Не столько физиологически, сколько душевно - некромант был уверен, что в скелетах ещё оставались неупокоенные частицы души. Недостаточные, чтобы обладать полноценным разумом живого, но достаточные, чтобы повиноваться базовым инстинктам и некоторые аномальным явлениям поведения - влечения к проявлениям Жизни, к примеру.

Лучник промахнулся, это дало толчок к новому действию - бежать вперёд, чтобы перехватить скелета. Но тут же глаза хаунда удивлённо раскрылись, когда лозы начали буквально разрывать конструкцию скелета, заталкивая его в песок.

- Нет-нет-нет! - закричал некромант, пытаясь на бегу ухватиться хотя бы за какую-нибудь косточку, на которой оставались отметины тёмной магии.

И он успел. Скелет торчал лишь наполовину, расцветая, словно плодородная земля. Цепкие лапы Джакала схватились за череп. Старые обветренные кости, отшлифованные песком, что рубил ткани силой ветров, ещё несли на себе знаки тёмной магии. От них нужно было избавиться, чтобы мертвецы окончательно ушли на покой, а не томились вечность в своём виде, загнанные в песок и обездвиженные. Пройдёт время, и они вновь пробудятся. Ещё больше - найдут способ выбраться. И вновь будут искать новых жертв по пустыне.
Некромант приступил к сотворению заклинания. Оно было направлено в центр лба черепа скелета, к которому Джакал прислонил острый коготь указательного пальца.
Между когтем и поверхностью черепа заискрилась холодная энергия. Палец стал двигаться, вырисовывая на лбу скелета маленькую руну, чтобы энергия была направлена ровно в нужную точку.
Закончив говорить слова заклятья, некромант заговорил так, чтобы его слышал незнакомец:

- В них ещё остались частицы душ. Тёмная магия создала якорь на костях, за который невольно цепляются беспокойные души. Им нужно даровать покой... Нужно даровать... - последнее хаунд повторял уже шёпотом, словно врываясь в некий транс.

Он слышал их. Слышал их тихие голоса в своей голове, которые кричали - просили дать им покой. Прикосновения давали неприятные картины в голове - смерть этих бедняков. Это сбивало с толку, мешало фокусироваться на заклинании, но некромант держался.
«Убит пустынным зверем», констатировал хаунд, «Тебя загрызли до смерти. Ты испытал огромный страх, прежде чем твоё тело было обглодано до костей. Некроманты нашли твоё тело, использовали, а затем бросили бесцельно бродить по песчаному морю. Теперь всё кончено».
Джакал не знал, не видел, кто именно сотворило это воскрешение с ним, но песнь мёртвых сводила его с ума, как и ужасные видения. Он сел на колени, не убирая рук с черепа скелета; склонил голову, словно смиренный послушник ожидает наказания мастера.

- Я освобождаю тебя, - пробубнил под нос хаунд, не зная, стоит ли рядом друид или нет.

Джакал, как и, быть может, друид, ощутили это резкое чувство... Не некромантия, нечто иное - холодное ощущение смерти, в её истинном проявление. Так чувствуется душа, голая, грязная, готовая отправляться в последний путь - к праотцам, во владения господ чёрного царства.

Один миг, и произошла вспышка. Она могла напугать, но не причинит вреда никому. Если присмотреться, то можно было узреть, как, словно мчащаяся по ночному небу звезда, умчалась ввысь голубоватая дымка, скрывшаяся где-то в синеве и облаках. Кости, лишённые тёмной силы, готовы были от одного дуновения просто развалиться на песке, ведь больше их ничто не держит.
Джакал раскрыл голубые глаза, но пока сидел на коленях, приводя разум в прежнее состояние после короткого сеанса освобождения.

- Недостаточно разрушить мёртвую плоть, чтобы даровать ей покой, маг Жизни, - грубый рычащий голос хаунда был адресован друиду, - Ты создал здесь оазис. Зачем?

Повернув голову, хищный взгляд зверолюда впился в розововолосого "козлика". Он позволил себе медленно подняться с колен, выравниваясь в свои два с лишним метра и расправляя плечи.

Отредактировано Джакал (2020-11-25 20:22:05)

Джакал подошёл ближе к незнакомцу, посмотрел ему в глаза, а затем обошёл сбоку, чтобы оценить его внешний вид. Такого любопытного - физиологически - существа он раньше не встречал. Но на то есть причина: Джакал не покидал пределы Пагубы примерно... Никогда?

- Они не ведают, что творят. Они безвольны, ведомы командами, что дали им прежние хозяева. Как больной дикий зверь, потерявший остатки рассудка, - говорил хаунд, проходя дальше - ближе к зелёному кругу, рядом с которым лежали разбитые кости, накрытые горкой песка, - Им нужна помощь не меньше, чем раненому лесному животному, что обезумел от боли.

Он прикоснулся пальцами к торчащему черепу, пытаясь считать остатки его воспоминаний. Кости должны помнить. Тёмная магия, что ещё была нанесена на них, действовала, пусть и не давала никакого результата. Но всё это временно, как и жизнь зелёной лужайки, как правильно подметил друид. Скоро наступят холода - в ночь. Затем вновь грянет адская жара, когда солнце взойдёт. С такими перепадами температур растения умрут, как и без влаги. И пока оно живёт, быть может, успеет привлечь к себе ещё нежити.

- Некроманты бросили их здесь. Грязная работа - использовать и не убрать за собой, отпустив души обратно, - говорил хаунд, проверив остатки порванного полотна памяти на костях.

С первым прошло всё гладко - вновь голубоватая дымка унеслась ввысь, испаряясь вдалеке. Работа «подчищать» за другими некромантами совершенно не нравилась Джакалу. Они должны были быть наказаны. Богу станет безразлична судьба блуждающих душ, но вот для Джакала это совсем иначе. Он слышал их голоса - их песнь, которая была о грусти и боли, принесённой с забвением в мире смертных. Они все хотели свободы. Жаль, что другие некроманты не понимали этого. Для них нежить лишь расходный материал. Безликие рабы.

  - Ты многого не знаешь обо мне... друид. Так это называется? Мои цели не всегда совпадают с владыками Культа Смерти. Они хотят хаоса - я ищу баланса. Они хотят власти - я хочу покоя. Но я с ними, потому что служу госпоже смерти. Она выбрала меня, направив Культ туда, где я пребывал на грани жизни и смерти.

Закончив с одним скелетом, Джакал перебрался к последнему и попытался сделать с ним всё то же самое. Пальцы пытались вырисовывать руну, дабы очистить старые кости от тёмной магии, и уничтожить якорь, что удерживал часть души на этой земле. Однако что-то пошло не так, и метка Смерти не хотела покидать мертвечину.

- Они спасли меня, теперь я должен служить им, пока долг не будет искуплен. Но мои способы служения не всегда одобряются владыками Культа, - попытавшись ещё раз применить своё заклинание развеивания тёмной метки, Джакал призадумался, потерев подбородок вытянутой шакальей морды, - Хм... С этим сложнее. Должно быть, метку на нём поставил более опытный некромант, чем я.

На новое высказывание друида Джакал лишь хмыкнул, выпустив воздух из ноздрей. Он показал тем самым своё несогласие.

- Я дарую смерть только тем, кто этого заслуживает. Убийцы, мародёры, маньяки, насильники - все они заслуживают предстать перед богами. Суд смертных несовершенен. Он подкупен, не объективен, не надёжен... - на последнем слове некромант сбился с речи, прикрыв глаза и сделав раздражённое от недуга лицо.

«Помоги... Помоги...» - Джакал беспрерывно слышал шёпот в своей голове.

Мёртвый с огромным желанием делился с некромантом своими воспоминаниями, как он умер. Эти картины въедались в мозг, а на их фоне продолжался повторяющийся шёпот. Это раздражало хаунда, заполоняло весь разум, выбивая собственные мысли, словно некий призрак пытался захватить контроль над телом и сознанием. Зверолюд помассировал лоб, пытаясь прийти в себя. Шёпот становился настолько громким, что уже было невозможно слышать что-то, кроме него; будто реальность переставала существовать, а на её место пришли уродливые и искажённые картины чужой смерти и страха.

  - Хватит, замолчи! - со злости он пнул по черепу, тот улетел куда-то в песок, но голоса всё-таки стали стихать, позволяя Джакалу умом вернуться в реальность, раскрывая глаза и видя перед собой горстку костей в плотном песке, - О чём я говорил?..

Сердце зверолюда стало биться быстрее. Он проморгался, чтобы окончательно убедиться в своей вменяемости. Иногда такое случилось, когда наиболее сильная душа зовёт его - он не может сопротивляться, только резкими агрессивными выпадами, когда собственная ярость становится сильнее голоса. Джакал ещё слишком неопытен, чтобы это контролировать.

Хаунд тяжко вздохнул, наблюдая, как ветхие кости лежат в песке, а заключённая в них душа трепещет потусторонним голосом. Джакал попытался отречься от этого, но сколько бы попыток он не предпринял, силы воли не хватало избавиться от голоса в своей дурной голове. Хаунд оскалился, злобно глядя на кости.

Затем перевёл волчий взгляд на друида.

- Говоришь так, будто знаешь, что я делаю, - бросил хаунд, - О чём вообще могут говорить растения? О воде и земле? То, что ведают мне души, это не только крики, шёпот, но и видения. Они делятся со мной болью, которую испытали перед смертью и... в момент её. Это кошмары, которые я вижу каждый раз. Клыки и когти, что вцепляются в их плоть; входящий в брюхо кинжал или разрывающая сердце стрела - это чувства, которыми они делятся, ибо переживают их сами снова и снова, пока держатся в нашем мире. Такова цена за силу видеть то, чего не увидят другие.

Он поднял одну оторванную от скелета кость, разглядывая её со всех сторон. Кажется, это было ребро. Когтем он провёл по изгибу, наружной выпуклости, словно оценивая. Даже в ней - в этой жалкой костяшке - была сила, которая могла дотянуться до разума Джакала и говорить с ним. Вернее, говорить ему. Он не отвечал, как правило, и молча принимал удар того безумия, что рушили на него призраки.

- Они испытывают вечный страх. Страх перерастает в ненависть. Если бы их душа была колбой, то при смешении обоих этих элементов получилась бы взрывчатая смесь, которая разрушит не только саму колбу... - наконец, бросил кость обратно в песок, -  Но и всех, кто окажется рядом.

«Мне жаль, что я не могу помочь тебе. Мне не хватает сил, тебя покорил колдун, чья сила выше моей. Твой якорь останется. Но я буду стараться, чтобы стать могущественней. Может, однажды, я вернусь и закончу начатое», - говорил хаунд мертвецу, отворачиваясь от него.

Испытывая злость, душа мертвеца попыталась завопить ещё громче, намереваясь оглушить некроманта. Но этого никак не удавалось сделать. Душа не хотела, чтобы Джакал бросал её здесь, ведь её ждут долгие годы одинокого пребывания здесь - в песке, ибо конструкция скелета была разрушена, и бродить по земле мертвец не в силах. А значит, остаётся лишь прикованное к песку забвение, наедине с самим собой и безжизненной пустыней.
Кстати о жизни...

- Это нужно убрать, - Джакал кивнул в сторону зелёной лужайки, глянув вновь в глаза друиду, - Пока не привлекло ещё больше нежити. И пока холод пустынной ночи не убьёт все твои цветы.

Он посмотрел на небо, заметив близость вечера. Пора было уходить, чтобы вернуться в город к закату и пережить ночь в более цивилизованном и комфортном месте, чем холодная пустыня, кишащая ночными охотниками разных видов.

- Я сделал всё, что мог. Время возвращаться.

Отредактировано Джакал (2020-11-27 18:54:26)

Зверолюд ответно смотрел в глаза друиду, не мигая. Он тоже изучал незнакомца, пытаясь заглянуть как можно глубже внутрь. Сначала его охватило любопытство - кто этот маленький нахал и откуда он? Но затем что-то остановило его, и хаунд лишь хмыкнул, выпустив из ноздрей воздух. Он отвернулся от собеседника.

- Ты ничего не понял из того, что я сказал, - протянул спокойным тоном.

Он не хотел участвовать в разговорах. Джакал не был той персоной, которая может задержаться в беседе или поддержать её чем-либо. По крайней мере не с незнакомцами. Даже когда друид представился, хаунд ничего не ответил. Должен ли он говорить с ним или стоило уходить? Во всяком случае, угрозы от него Джакал не ожидал. Вряд ли он станет что-то делать агрессивное просто так.

- Я никогда не покидал Патогу, - только и ответил некромант, - Смерть сильна здесь. Тёмные Боги задержали своё внимание на этом пустом клочке сухой земли. Она безжизненна - так кажется, но когда живёшь здесь достаточно долго, приходит осознание, что на самом деле здесь постоянно что-то происходит. Пустыня полна опасностей - однажды и я попался в её сети. Но смог выжить, благодаря Им, - последнее слово он выдержал интонацией и ударением.

- Я мог бы пойти куда угодно. Культ мог послать меня, куда бы он захотел. Но я остался, ибо пустыня смердит Смертью. И в городе, и вне его. Души мёртвых блуждают здесь в поисках жизни. Они ищут её, как запретный плод. Я нахожу их по одному или маленькими группами и делаю то, что должен. Возможно, владыки Смерти специально толкают меня на эти испытания, чтобы всегда проверять, верен ли я им. И я до сих пор жив. Мертвецы должны быть усмирены. Это не геройство. Это роль, которую я нашёл для себя. У каждого из нас она должна быть. Ведь мы - всего лишь смертные сосуды, зависимые от воли Богов. Даже у тебя должен быть всевышний господин, которому ты служишь.

Он взял флягу с водой с пояса и отпил, жадно заливая влагу себе в открытую клыкастую пасть. Но вовремя остановился, ибо путь до Гуливера займёт время, за которое он точно вновь захочет пить. А жидкость в пустыне - это роскошь, которую надо беречь, даже когда безумие и жажда приказывают испить всё до последней капли. Джакал повесил уже закрытую флягу обратно на пояс.

- Можешь называть меня Септон, - некромант представился именем, данным ему в Культе.

Под этим именем его знают мало людей. Но все эти посвящённые - не обычные души. У кого из случайных прохожих не спроси этого имени - никто не знает, кто это.

- Ночью здесь будет холодно. Достаточно холодно, чтобы без тёплой одежды поиграть со смертью в прятки. Не вижу ни одной причины оставаться здесь, мой путь ведёт меня обратно в город, - хаунд поправил свой тканевый головной убор, чтобы он лучше закрывал голову, в особенности - макушку и затылок, - Пустыня - не место для отдыха. Советую тебе поступить так же. Каждый день здесь бродят песчаные бури. Уверен, ты и сам знаешь, что это такое.

- Вы эльфы практикуете магию душ?

Бартфилд -> Гуливер

Тихий прибрежный пейзаж уже начинал навевать тоску. Он вгляделся в даль, где уже был виден скалистый северный берег Патоги, в восточной части которого, среди выступающих на поверхности гигантских клыков из твёрдой породы, в одной из вулканических гор прятался великий город Деклааман – столица и убежище последних Драконорождённых. Чуть западнее, где скалистый берег становился менее агрессивным, и частокол из ощетинившихся каменных кольев сменялся более ровным и спокойным ландшафтом, находился порт торгового центра западного материка – Гуливер. Если верить капитану, через несколько часов уже станет видна пристань, где они отдадут якорь и задержатся на день, а то и два. Элих готов был биться об заклад, что подобная остановка была вызвана чем-то большим, чем банальная надобность пополнить припасы, но капитан умел хранить свои тайны, а джинн не так уж сильно горел желанием их раскрывать. Тем более, что у него были вопросы, над которыми можно было подумать.

Освобождённый от необходимости нести матросскую службу, пускай и в весьма облегчённом варианте таковой, и в отсутствие Моро, который то и дело подбрасывал своему гостю ту или иную тему для разговора или размышлений, джинн большую часть времени был представлен самому себе. Конечно же, несколько вечеров ифрит провёл вместе с рыжебородым пиратом, который, пользуясь услугами переводчика-дроу, был удивительно немногословен. Они разменялись парой историй о боевых подвигах – капитан на морском поприще, джинн – на службе султану Панацеи. Лишённый показушности и изыска, пират просто внимательно слушал переведённые ему рассказы, пристально глядя на джинна и покуривая свою трубку. В его голубых глазах иногда сверкал интерес человека, склонного к насилию и убийствам, но само лицо неизменно сохраняло невозмутимую гримасу. Элиху было трудно объяснить эту странную сдержанность хозяина судна. И, по правде говоря, не особо и хотелось. Рассказанные же пиратом история – о том, как они однажды наткнулись на торговца, в команде которого присутствовал воздушный джинн, не особо пестрила деталями и имела весьма очевидный и банальный конец – джинн воспользовался магией воздуха и корабль на полных парусах умчался вдаль, оставив пиратов с носом. Не самый выдающийся рассказ, но со своей задачей – помочь как-то скоротать вечер, – он справился.

В те же вечера, когда капитан был занят, джинну просто предоставляли кожаную флягу с вином и отпускали восвояси, с убедительной просьбой после заката не упасть за борт.

Глядя на звёзды и вслушиваясь в плеск волн, Элих тогда впервые за долгое время смог полностью ощутить то беспокойство в своей душе, едва заметно терзавшее его с момента отплытия с Эгебана. Словно паразит, поселившаяся в голове идея о возможности изменить свою жизнь не давала покоя. То и дело он позволял себе мысленные эксперименты, где вёл совершенно другую жизнь. По праву знатного происхождения приобрёл бы надел земли, где-нибудь на юге Фуги, ближе к землям водных джиннов, где пустыня сменялась более плодородными оазисами, пригодными к хозяйству. Он бы мог разводить лошадей. Жениться. Завести детей и продолжить род.
Эти идеи были прекрасными, но от них веяло неправильностью. Практичный ум джинна то и дело вопрошал о первопричинах таких желаний. И отметая другие, неподходящие, варианты, Элих приходил к единственному остающемуся выводу, что природа таких мечтаний крылась в накрывающем его с годами отчаянии. Он уже сомневался в том, что когда-нибудь сможет достичь славы на поле брани. Вера в то, что Айнур, его выживший старший брат и законный наследник рода, когда-нибудь найдётся с каждым днём становилась всё слабей. Эти мечты не грёзы о лучшей, более комфортной жизни. Они были бегством от того позора, которым он сам на себя навлёк.

Прохладный утренний ветерок растрепал огненную гриву, выталкивая из пучины воспоминаний и самобичевания и вынудив джинна сдуть упавшую на лицо прядь. Он прилично зарос за эти дни. К счастью, эта проблема должна была вскоре решиться. По внешнему виду матросов – большинства выходцев из северной части Фирса, как выяснилось, - трудно было сказать, однако на борту имелся самый настоящий цирюльник. Капитан обещал, что перед тем, как отдать швартовы, они приведут дворянина Панацеи в порядок.

В какой-то момент стал виден массивный, выступающий почти на целую милю, обитый камнем причал. За ним, к западу, открывались и другие различные части пристани, нередко изгибающиеся, у которых находились пришвартованные корабли гостей торгового города – от массивных галеонов, до более мелких каравелл и галер.

Элих не успел насладиться зрелищем, спустившись на палубу ниже, намереваясь приступить к стрижке и бритью. В каюте искомого мастера, в которой даже днём горело несколько масленых фонарей, находился маленький бородатый полурослик, который, как оказалось, и был тем самым цирюльником на службе у пиратов. Орудовал бритвой и пружинными ножницами тот весьма сносно, но постоянно мельтешил, что под конец начинало слегка раздражать. Закончив, низушек поднёс к лицу Элиха блюдце с водой, а когда ифрит закончил умывание, полурослик нашёл для него зеркало. Пока пассажир судна разглядывал себя и удовлетворённо кивал, цирюльник стряхнул с одежды джинна оставшиеся после стрижки волосы и сложил их в ведро, куда до этого слил воду вместе с белой бритвенной мазью. Поблагодарив за проделанный труд, Элих удалился и направился в свою каюту. Холодная пора была более милосердна на севере Патоги, чем в восточных землях, из-за чего Элих мог вернуться в родные сапоги и шаровары, но от тёплого кафтана всё же не отказался. Шарф и шаперон, призванные скрыть его истинную сущность, отправились за ненадобностью в сундук, чтобы в будущем быть напоминанием о случившемся приключении. На западе джинны не были такой диковинкой, да и погода не требовала таких строгих мер по удержанию тепла.
Выйдя на верхнюю палубу, он, вместе с ещё как минимум десятью матросами, ждал, пока корабль приблизится к каменному пирсу, после чего за борт скинули швартовы, а по другую сторону сбросили якорь.

Рыжебородый капитан что-то громко крикнул своей команде, находясь на возвышении, у руля, после чего несколько матросов кивнули и ответили радостным кличем. Подошедший к Элиху тёмный эльф не разделял их радости.

— Капитан разрешает вам временно покинуть судно, но настаивает, чтобы вы не отходили далеко.

Джинн кивает, понимая, что просьба не создавать им проблем не была озвучена вслух, но наверняка подразумевалась и входила в часть переданного ему сообщения. Что ж, разумно.

— Поблагодари капитана за радушие. Я переночую сегодня в городе, но вернусь сообщить, где вы меня можете найти, — отвечает джинн и отправляется в свой путь.

Чёрные башмаки опускаются на трап, аккуратными шагами Элих оказывается на твёрдой мощённой поверхности. Даже не верилось, что грубые руки гоблинов и зверолюдей могли сотворить такое. Гуливер встречал гостя огромными строениями, построенными из камня и глины, покрытые ровным слоем из бурой керамической крошки. То и дело на домах развевались яркие полотна – символы различных торговых организаций и производственных цехов, предлагавших свои услуги любому нуждающемуся. Джинн вдохнул полной грудью воздух этого города. Запах дыма и масляных машинных реагентов смешивался с потом мускулистых рабочих и духами богатых вельмож. Это был город контрастов, где бедняки ходили по одной дороге с богачами. И это было по-своему прекрасно.

Джинн улыбнулся, ухватившись за приятную мысль, что теперь может чувствовать себя более свободно. Хотя бы по той причине, что способен говорить с местными на их родном языке. Лёгкой непринуждённой походкой покидая пристань и подходя к широким улицам, он принялся искать ближайшее приличное заведение близ порта, где можно было бы снять комнату и принять хоть сколько приличную ванну.

Путь был отнюдь не близок и Касан всё немо удивлялся, осматриваясь по сторонам, как делако на самом деле он ушёл от города. Вроде и отошел-то всего ничего, а путь тратит часы... По пути же Касан обдумывал возможную стратегию на случай, если придётся столкнуться с орками. Впрочем, стратегия была одна и весьма самоуверенная. Благо, что она хоть была, ведь Септон припал к земле. Вслед за ним на рефлексе и Касан на пузо брякнулся и опустил уши, немо вопрошая, мол, "Что лежим? Кого вынюхиваем?"
Задумавшись ненадолго о словах шакала, Касан стал метаться из угла в угол мысленно.
- Холод меня не пугает. Я прибыл оттуда, где месяцами стоят морозы, снега наметает сугробами по пояс, воет метель. Попробуй на посту на дереве часами посидеть в такую погоду, поймёшь, что к чему. Однако... Вижу,  сталкиваться с орками не хочешь, очень. Понять тебя могу, видал несколько раз орков и в силу моего призвания бесед с ними не вёл. Надеюсь, понимаешь о чём я. Вопрос, сколько их примерно? Также, что мешает убить парочку особенно авторитетных? Или у них есть понятия мести, чести и преданности главарю? Магия у меня сильная, техника интересная. Так почему бы и не воспользоваться?

Аквадор--->Гуливер

Как и обещал капитан, их путешествие заняло две недели: ни днем больше и ни днем меньше. Можно было только спасибо сказать, что время это, не смотря на жуткую спешку команды корабля, прошло относительно спокойно для его пассажиров, среди которых нашлись путешественники и помимо их чудаковатой троицы. Не удивительно – на торговом судне передвигаться было, может, не так удобно и быстро, но зато дешево. А уж если знать, к кому обратиться… Да, связи и наличие при себе монетки с оттиском якоря здорово облегчали тяготы странствий маленькой торговке.

Но будь у неё выбор, Герда с куда большим удовольствием двинулась в Фиеримор, чем едва сойдя с трапа корабля ступить на него вновь. Твёрдую землю под копытами ощущать было как-то не в пример приятнее и спокойнее, чем доски палубы – слишком уж много опасностей море готовило даже самому подготовленному матросу. Стихия свирепа, непокорна, и, пускай они шли наиболее безопасным маршрутом, каждую ночь девчушка вздрагивала из-за неспокойного шума волн. Благо, в этот раз ей было, на кого положиться: компания в лице Осифа и Квадрарика подбадривала и не давала совсем уж расклеиться.

Как и обещала, она играла товарищам на лютне. Не всегда умело, частенько нескладно, но, по крайней мере, Герда очень старалась! Когда-то первые уроки ей давал какой-то бродячий бард, с которым девочке выдалось плыть, совсем как сейчас, в одной каюте. Пальцы скользили по струнам, ведомые старой памятью, но, как и прежде, выходило это немного неловко из-за того, что те были коротковаты. Вся её ладонь едва могла накрыть целиком имевшиеся пять струн на инструменте, так что и удивляться тут было нечему. Несложные мелодии частенько обрывались на самых высоких и самых нижних нотах, заставляя козу хмуриться и тихонько цыкать языком, но ничуть не умаляя её упорства. Главное, как говорится, наловчиться!

Сложно было удержать радость, когда на горизонте замаячили высокие шпили каменного города.

- Смотрите! – Она облокотилась о борт корабля, вставая на самые мысочки раздвоенных копытец – Это Гуливер! Красивый, правда? О, если бы не дурной запах пороха на пристани, уверяю, не было бы ему цены! Из-за него тут вечно что-то взрывается. Ну, и не только из-за него. Вы же знаете, что инженеры местные в большинстве своём – беглые изобретатели из Концентралия? Нет? Оно и не странно. Беглецы на то и беглецы, чтобы тайком всё делать!.. У них тайком, правда, выходит скверно.

Левое ушко коротко дернулось, улавливая какой-то далекий, но сильный шум. Кажется, там на берегу, будто бы в подтверждение вышесказанных слов, что-то действительно взорвалось.

Перед тем, как сойти на брег, тёплые одежды, бывшие необходимостью на Фирсе, пришлось сменить на что-то более легкое: Патога была жарким местом, хотя близость к берегу немного спасала неготовых к смене климата путников. Тунику, перчатки и шарф Герда убрала поглубже в походный рюкзак, а вот плащ оставила при себе, не желая портить ткань светлого платья дорожной пылью. Хороший торговец всегда должен выглядеть опрятно!

По трапу коза сбегает самая первая, с упоением слушая, как приглушенное цоканье становится очень громким, стоит копытам коснуться вымощенной камнем пристани. Чем ближе к своей стихии, тем лучше.

- Полагаю, мне требуется сопроводить вас до какого-нибудь постоялого двора? – Интересуется она у Осифа и Квадрарика, когда общие восторги немного утихают в её душе, и зарывается рукой в волосы на затылке – Не будет же вам интересно бегать со мною по всему городу в поисках адресата? Да и вещи требуется оставить где-нибудь в надежном месте! Совершенно точно, нам нужен постоялый двор.

Герда уверенно кивнула головой, отчего большие круглые очки съехали на самый кончик приплюснутого носа – их тут же поправили, неловко прижав уши к голове. Троице путешественников не надо было уходить вглубь города, чтобы найти более или менее приличное заведение, но всё же таки требовалось отойти от порта на почтительное расстояние – ближе можно отыскать только палатки и лавчонки с самым разнообразным товаром. Тех, кто совсем недавно побывал в блудном караване, это вряд ли могло заинтересовать.

- Вперед – Коза шутливо боднула в спину Квадрарика, за время пути успев свыкнуться с его чудаковатыми манерами и продемонстрировать свои – Время – деньги! Мы же не хотим остаться без ночлега, правда?

А такая вероятность всегда была.

Пытаясь сориентироваться на широких улицах Гуливера, Герда немного обгоняет своих спутников, вынуждая тех двигаться немного быстрей, если те не хотели потерять её в толпе. Маленькая и юркая, она без особых проблем лавирует между прохожими, хотя иной раз это не спасает девочку от случайных столкновений.

- Смотри куда прешь! – Рявкает какой-то зверолюд, когда по его лапам ненарочно проходятся чужие копыта. Он довольно резко отталкивает Герду от себя, да так, что та едва удерживается на ногах.

- Простите! – Пискнула она, вжимая голову в плечи, но уйти не успевает – фелид, с которым ей не повезло столкнуться, хватает ту за шкирку и отрывает от земли. Раздраженный взгляд глаз с узким зрачком не предвещает ничего хорошего.

- Тебя плохо слышно, мелюзга – Нет ничего приятного в том, чтобы стать для кого-то возможностью выплеснуть собственный гнев, а ничего другого этому коту-переростку и не требовалось. Коза, даром, что находится в "подвешенном состоянии", вцепилась руками в чужую ладонь и заболтала ногами в воздухе, пытаясь вырваться. Везет же ей на неприятности!

Отредактировано Герда (2020-12-27 03:20:33)

Касан посмотрел на то, как всполошился его товарищ. Однако, был пофигистично спокоен. Его не радовала внезапная встреча с потенциальным провелом, но был точно уверен, что его не убьют, а он сделает всё возможное, чтобы помочь шакалу самому не полечь. Да и не видел Козлик смысла в напрасной трате сил на беготню. Он лишь отпил самую малость воды из своего бурдюка и обратился быстро и серьёзно к Септону:
- Ну и смысл убегать, лапы и копыта ломать, если они двигаются в разы быстрее? Если начать бежать от разъярённой собаки, она начнёт погоню, в которой откусит тебе жопэ слёту. Если остаться и прикинуться простыми путниками, то есть шансы на относительно цивилизованный разговор. Попробуй довериться. Если не выйдет и нас возьмут в рабство, я найду для тебя способ сбежать, даже если сам останусь. Интересно в какой-то степени. Мои силы от посоха не зависят, так что я и голыми руками могу их в клумбы цветущие обратить. Сам посмотри на наши шансы убежать и скрыться посредь чёртовой пустыни. Доверься мне немного и я не подведу. Говорить чур буду я, а ты прикинься простым проводником для странного туриста, вроде меня. - проговорил Касан, меланхолично спустившись за своим проводником и поведя его с собой наверх под плечо.
- Ой, да не ссыте Вы кипятком раньше времени, господин проводник! - громко, со смехом сказал Козлик, чтобы потенциальные преследователи могли услышать. - Не съедят же они нас, верно? Времени нет особо бегать, сами же говорили. Да и я устал уже, чтобы ещё огромного кругаля в потьмах нарезать.

Отовсюду звучала музыка. В одном месте – лютнист выдавал витиеватую свирель, в другом – барабанщик колотил по мембране, задавая тон. Какие-то дети плясали вокруг музыкантов, другие – поддавшись какому-то непонятному порыву, делились на команды и играли в «штурм крепости», где занявшие позиции у оставленных повозок были обороняющимися, а остальные – атакующими. Разумеется, то и дело владельцы обозов прогоняли от своей собственности крикливую мелюзгу, или в какой-то момент недовольные родители являли себя толпе, чтобы забрать расшумевшегося отпрыска. Элих не понимал сути радости, списав увиденное на какой-то местный праздник. Зайдя внутрь таверны, с названием «Пьяный бродяга» под изображением пивной кружки на вывеске, ифрит шустро отыскал прилавок, у которого стоял рыжешёрстый малуд, склонившийся над какой-то книгой. Приметив гостя, тот изогнул вытянутую мордочку в приветственной улыбке.

— Приветствуем гостя с Фуги! Чем можем порадовать?

— Комнатой с горячей ванной и бочонком панацейного красного. — Элих сразу опустил руку в мешочек с золотыми монетами у пояса, ощутив хорошее предчувствие.

— Так! — Лис поднял учётную книгу, на страницах которой были начерчены таблицы, а в ячейках вписаны имена и цифры, — Вам насколько? Сколько кроватей?

— На день и ночь. Кровать одна.

— Есть с видом на Гоблинскую мануфактуру, на четвёртом этаже, — хмыкнув, произнёс лис, — Вид не лучший, зато тихо. Кровать одна, о ванне распоряжусь. Из джиннских вин есть урожай 901-ого года. Так же есть 898-ой, но он уже день как открыт.

Элих расплылся в довольной улыбке.

— Первый пойдёт.

— С вас тринадцать золотых. Половину суммы вынужден просить сейчас, господин. Сами понимаете.

— Понимаю, — джинн отсыпал семь золотых, и протянул лису, который сразу же принялся разглядывать чеканный рисунок и пробовать золото на зуб.

Завершив дела, лис раздал команды. Невольница из числа людей поднялась наверх, набирать ванну для джинна и прибираться в комнате, в то время как трудяга-хаунд ушел в погреб. За это время, уже из имеющегося у прилавка бочонка, лис наполнил деревянный кубок какой-то густой красной жидкостью.

— Полусладкое из Дамара, господин. Попробуйте. Говорят, изумительный букет. За счёт заведения.

Приняв напиток, ифрит оценил аромат, почему-то сильно отдававший спиртным, но после рискнул попробовать на вкус и был приятно удивлён. Сладковатый оттенок вина приятно контрастировал с ягодным послевкусием и освежал – то, что нужно после жарких улиц Гуливера. Поблагодарив хозяина за такой подарок и увидев спускающуюся рабыню, Элих опустошил кубок и принял у лиса ключи от своей комнаты. Поднявшись на четвёртый этаж, не торопясь, чтобы не запыхаться, джинн нашёл нужную ему комнату и с помощью ключа открыл дверь. По центру просторного номера стояла большая деревянная ванна, наполненная водой. За ней, ближе к окну, стояла длинная, но узенькая кроватка, с пуховым матрасом и покрытая чистым белым бельём. У правой стены находился столик, над которым к стене было прикреплено зеркало, и сундук, а у левой стены – высоченный шкаф для вещей.

— Миленько, — констатировал Элих, решив начать с ванны и взявшись за застёжки сапог.

Избавившись от обуви и верхней одежды, джинн повесил в тот самый шкаф длинный кафтан, а шаровары и рубашку сложил на спинке стула у стола. Прежде чем плюхнуться в ванну, ифрит опустил палец в воду, чтобы секунду спустя выдернуть его с недовольным цоканьем.

— Могли бы и разогреть.

Вспомнив, что и сам сможет с этим справиться без труда, Элих взял в левую руку амулет, висевший на цепочке у запястья всё это время, а ладонь правой руки опустил в воду. Через минуту у воды начали появляться едва видимые лепестки пара, после чего джинн рискнул опуститься в горячую воду, выдав стон удовольствия.

— То, что нужно.

Наслаждение горячей ванной было прервано громким стуком в дверь, от которого джинн чуть не вскочил.

— Ваше вино, господин! — раздался рычащий бас работника-хаунда, — Ждёт вас у двери! Кубок в столе найдёте! Ужин ближе к закату!

Пара удаляющихся ударов лапами по полу возвестили об исчезновении хаунда, после чего джинн опустил плечи и выдохнул.

— Чего только не выдержишь, чтобы вернуться домой.

Выйдя из «Пьяного бродяги» на следующее утро, Элих почувствовал непреодолимое желание прогуляться. Навестив «Дыхание Зимы» после вчерашнего омовения, джинн узнал, что судно с экипажем задержится в Гуливере на ещё один день. Пришлось продлить номер и самое главное – чем-то себя занять в подаренный лишний день. И вот – он наступил. Привыкший к круговороту дел, в котором приходилось крутиться на Фуге, эмир, словно оказавшийся на свободе раб – совершенно не имел понятия что делать со своей свободой. Он посетил один из невольничьих рынков, но, не видя ни надобности в лишнем слуге, ни стоящего затребованной суммы товара, бросил эту затею. В конце концов, он что – повезёт какого-то раба домой? Какая глупость!

Бесцельно бродя по улицам, его взгляд и слух зацепил жаждущий неприятностей фелид, решивший померяться силой с хлипкой девчушкой непонятного вида. Совершенно неприемлемо. Но с другой стороны, может стать занятным! Заметив двух господ, явных спутников девочки и, судя по их виду, наверняка не из здешних мест, джинн понял одно – назревает драка. Хоть какое-то представление! Упёршись спиной в стену высокого здания и скрестив руки у груди, ифрит принялся внимательно следить, чем всё обернётся.

Первичный ему был незнаком, но нотки гнева и отчаяния были отчетливо слышны. Тем не менее проблема была решена, и агрессор ушел даже со сломанным разумом. Хотя, возможно, ему будет стыдно в дальнейшем, хоть Квадрарику были чужды моральные ценности, но все же взаимоуважение -залог любого общества. Учитывая что в Пурпурном братстве голос никогда не повышался, а все недовольства высказывались четко и по существу, когда мастера высших рангов, да даже соранговики, выслушивали и высказывали свое мнения, приняв выслушенное к сведению.
—Это удивительно, честно признаюсь. Такое знакомство с контингентом о многом говорит, мы конечно не в Онтомире, чтобы решать каждую проблемы рационально и знаниями, но все же историки и транскультурологистики об этом не говорили.— подойдя к Герде он спросил— Коленки целы?

Забота о команде его высший приоритет, поскольку клятва данная что в Академии, что в Братстве обязывала его помогать страждущим, конечно Пурпурная клятва была вариативной.