БиографияРодная земля: Патога (но этого не помнит), Фирс
Языки: общий. Базовые слова на Пагубе. Инфернал.

Говорят, что у каждого живого существа есть корни. Те странные и порой чудаковатые связи, которые то и дело заставляют выкинуто что-то необычное, будь то реакция или какая-то болезнь. Их можно даже не помнить. Но их влияние все равно будет всегда ощутимо. Даже если не помнить собственного имени.

Первым его воспоминанием стал невольничий рынок. Смотря с непониманием по сторонам, тогда еще безымянный мальчишка с удивлением для себя вспоминал, как делать те или иные базовые вещи. Ходить, говорить. От него тогда не требовали больше. Лишь стоять смирно в моменты, когда почти за шкирку его выставляли перед толпой, смотрящей на него жадными, пугающими взорами. Да только его уводили не куда-то, а снова в “загон”. Слишком большую цену назначали вначале. Слишком другим он казался остальным.
Уродец. Таким стало первое его имя на пути хоть к чему-то. Слишком спокойный и ходящий словно в трансе, он не был принят ни остальными рабами, ни тем более надзирателями. Торговцы же с каждым днем приходили все в большую ярость, понимая, что дельцы впарили им просто какую-то дешевку. Возможно оттого, получивший указание поставить клеймо надзиратель с каким-то садистическим наслаждением несколько раз раскачал тавро, раня кожу. Понимая с каждым следующим днем лишь то, что он, кажется, ничего не стоит, тифлинг сразу уже начал себя втаптывать в грязь, готовясь к тому, что в итоге продавать его может будут даже по частям. Так сказали ему другие. И тем удивительнее было то, что на торгах стоящий поодаль человек выкрикнул большую сумму. Губы мальчишки тронула улыбка. Выходит, он хоть чего-то стоит.
Стефан Гройсмейн был человеком странным. Почти старик, он опасливо смотрел на все свое окружение. Но «уродца» подпустил к себе сразу близко. Слишком близко. Уже в первый вечер тифлинг стал слышать из его уст «мальчик мой» и это отдавалось невообразимыми чувствами где-то внутри. Заставляло хвостом по возможности ходить за мужчиной, который стал для того целым миром. Пока шло путешествие из Панацеи в Фиеримор, этот человек был с ним ласков, мягок и дал имя — Мерис. И лишь этим с потрохами купил мальчишку. Мерис верил ему. Верил настолько, что, закрывая глаза, делал ровно столько шагов и в ту сторону, в которую указывал человек. Верил настолько, что не думая сунул руку в костер, даже зная, что это будет больно. Ведь его попросил Стефан.
С приездом в дом, Мериса стали постепенно окружать правила, с которыми он соглашался. Ведь Сте... Господин давал ему так много. Одежда, еда, теплый угол и знания. С первых же дней в господском доме тифлинга стали окружать учителя. Чтение, письмо, счет. Имея уже откуда-то базовые знания, он радовал почти всех учителей. Почти, ведь леди Талия была просто в ужасе от того, что Мерис в упор не видел разницу между красным и синим. И лишь благодаря ней в итоге стал понимать разницу в этих полу-тонах серого, черного и белого таинственные и непонятные для него “красные”, “синие”, “желтые” цвета. Но стоило начать привязываться с ней, как леди Талия исчезла, уступая место Эргису, человеку уже совершенно иного толка.
Эргис учил его лечить других. Человек скупой на эмоции, он был порой слишком жесток и груб. Отчасти обиженный жизнью, он вовсю отдувался на Мерисе, который и слова против не смел ему сказать. Склоняя голову, он сносил все оскорбления и с жадностью хватался за каждую крупицу знаний, которой с ним делились. Все лишь потому, что в один из вечеров, Господин сам снова пришел к нему и, помазав руки, на которых не было живого места из-за ударов розгами, рассказал наконец-то всю историю. Историю о злостных родичах, которые из зависти уже один раз его отравили, а во второй наслали какую-то болезнь. Разучившись верить тем, кто его окружал, он хотел найти себе исключительно преданного лекаря, который бы смог всегда поставить его на ноги. Он искал себе защитника, увидев такого в тогда еще безымянном уродце рабе. И снова Мерис слепо верит. И снова, растроганный и чувствующий себя значимым, клянется в верности и том, что станет прилежным учеником и отменным лекарем.
Боясь разочаровать своего Господина, тифлинг и правда старался изо всех сил, запоминая любые мелочи. Несмотря на свою скупость и жесткость, Эргис был не отменным, но хорошим наставником.  Лишь требующий, он вынуждал мгновенно брать именно нужный флакон с отваром, и это заставило различать запахи каждого варева. Эргис был тем еще ксенофобом, и не раз и не два называл своего ученика самыми гнусными именами, на его же глазах добавляя в питье самые разные яды в малых дозах. Мерис же умело уже пропускал это сквозь, цеплялся за новые знания и дрожащими руками принимал чаши, с притравленой водой. Потому что слышал, как пару тройку раз в разговоре между делом наставник хвалил его перед Господином. И эти слова стоили того, чтобы терпеть и позволять слишком многое. Ведь это была единственная правда, которую Мерис знал. Но так ли было по сути?
Слепо следуя указаниям, тифлинг не замечал растущую паранойю Господина и его нежелание делиться своим лекарем хоть с кем-то. Любые люди, к которым Мерис хоть немного привязывался, исчезали из его жизни. В краткий же миг, когда тифлинг, впервые испытал чувства, похожие на влюбленность, все решили почти за него. Умелые речи Господина поставили его перед вопросом, на который он не мог ответить никак иначе, кроме как согласием. Сама мысль о вольности тогда испугала его настолько, что позабыв про все, Мерис дал согласие на операцию, унизительную для очень многих мужчин. А стоило ему окрепнуть, Эргис, уязвляя и принижая ученика даже больше обычного, принялся с ним за практику. Практику по борделям самой низкой категории, закрепляя в Мерисе до жути наглядными примерами жесточайшую неприязнь к женщинам и  к половым утехам. Конечно он понимал, что такие - не все. Но вид обнаженной натуры в тот миг потерял для него всякую интимность или желанность. Приятным же здесь стало то, что после наставник стал водить его уже и по другим местам, позволяя помогать себе в тех или иных делах. Возможно, возвращение именно к практике. Возможно понимание того,что “выскочка” уже принижен ниже некуда, но что-то позволило Эргису снять словно оковы и раскрыть уже себя как настоящего мастера.
Пять лет, проведенные бок о бок с друг другом, дали свои плоды, и теперь, работая вместе, они понимали друг друга без лишних слов и указаний. Следя за руками, Мерис словно читая мысли подавал необходимое, то и дело перехватывая те или иные дела. Стараясь помочь тем, кому еще можно было помочь, он быстро научился уже с холодным расчетом смотреть на мертвые и вскрытые тела, в попытках понять, что именно послужило причиной смерти. Быстро перебарывая всякое отвращение, тифлинг вместе с наставником помогали больным в госпиталях, в тавернах, при храмах. Именно здесь, в практике, то, что должно было стать вынужденным, стало его почти страстью. С горящими (порой, по словам невольных зрителей буквально горящими) глазами он мог рассказывать Господину о своих успехах. И Стефан же, слыша все эти слова и чувствуя увлеченность своей собственности, вновь испугался, что что-то может пойти не так. Что все это разрушит его план. Что все пойдет под откос. Гонимый паранойей, мужчина идет на еще один шаг. Выбрав датой пятнадцатилетие с того момента, как Мерис был куплен, тот позвал его к себе в кабинет, где сидели и остальные родственники. Сладкими речами, заставляющими невольных зрителей кривить лица, Господин снова обезоружил своего Раба. И вынудил ими же добровольно встать на колено, со слепой радостью принимая после совершенно особый подарок. Полоска странного по ощущениям металла  почти оплела шею. Мелодичным щелчком исполнил свое предназначение замок, почти сливаясь после с  корпусом. А подняв глаза, тифлинг, лишь завидев проблеск кольца с рубином на руке Господина, ощутил каждой клеткой своего тела - теперь, он не сможет сказать этому человеку слово “нет”.
Кажется, тогда впервые Эргис посмотрел на него не с усмешкой, а странной смесью жалости и боли. Но каждый из них продолжил заниматься своим делом, в то время как их странная теперь дружба стала тоже чуть меняться. Наставник мог осторожно говорить с учеником не только о деле, но и жизни. А по вечар, отдыхая, они могли вместе тянуть из бокалов вино, рассуждая на общие темы. Но подмечая это … тифлинг не задавал вопросы, умело делая вид, что ничего не произошло. Так же, как и всегда. До тех пор, пока не нужна медицинская помощь, он не более чем ожившая вещь. Инструмент, служащий для выполнения той или иной работы. Это знание было выжжено клеймом на груди. И тем удивительнее стали моменты, когда осторожными разговорами Эргис стал намекать на то, что это все — не всегда правильно. Начав параллельно с этим вкладывать в тифлинга все больше и больше знаний и навыков, лекарь начал осторожными разговорами почти выпрашивать у Стефана дать рабу подобие воли. Разговоры оканчивались скандалами, и лишь мольбы стоящего на коленях Мериса не давали отправить восвояси и Эргиса. До тех пор, пока во время очередной операции, понимая, что иначе пациент умрет, тифлинг случайно не сделал что-то, что помогло не только остановить кровотечение, но и чуть срастить края раны. Сохранив самообладание и закончив свою работу, Мерис молча посмотрел на наставника, понимая, что сейчас произошло что-то, что поменяло слишком многое. Им снова не надо было говорить о том, что нужно сделать. Прикрываясь бумажной работой, они собрались в небольшой, но на удивление уютной комнате Эргиса,  и в таком же молчании тянули вино. Их сил хватило лишь на короткое «Прощай—Береги себя». После подробного же и уже привычного отчета Господину утром, тифлинг и вправду больше уже не видел Эргиса у порога господского дома. Его место заменила череда шарлатанов и мастеров иного толка. Лишь бы Мерис ни к кому не привыкал.
Проснувшийся талант именно к  магии жизни открыл перед Мерисом еще большие возможности. Глуша тоску и выполняя Приказ, тифлинг снова с головой ушел в изучении этой магии, показывая неплохие результата . Уже лекарь-практик, он отлично понимал «ЧТО» должно произойти, выигрывая  засчет этого. Усидчивость же и отдача позволяли уверенно идти вперед. Общение же с другими подтолкнуло начать интересоваться религией. Тогда, отчасти привычные просьбы Терезе, стали превращаться в осмысленные молитвы. Тогда же на поясе стали висеть четки с соколиными крыльями, подаренные счастливым отцом, который обнимал двух крепышей и слабую, но живую жену. Самые простые деревянные четки с грубо сделанной из металла подвеской с крыльями. Почти дешевка. И единственная по-настоящему только ЕГО вещь, которую Мерис и поныне бережет, как зеницу ока. Привычно спокойный и безропотный, Мерис попытался вставить слово против, когда Господин потребовал от него прекращения лекарских практик. Попытался. И проиграл, стоило Господину лишь повторить свой приказ. Веревка вокруг шеи заставляла теперь бороться за каждый вдох.
Ему пришлось учиться быть незаметной тенью, следующей за своим Господином везде. Дом, поездки, приемы. Не знакомый с этой средой социальной жизни, тифлинг все же схватывал многие вещи почти на лету и не падал в грязь лицом. Приказы же лишь стимулировали Мериса изучать больше. Заставляли следить за новостями. Заставили научится худо бедно держаться в седле. Заставили разобраться в танцах. Но все это было прихотью, в то время, как на самом же деле ему чаще безмолвно стоять рядом, воплощая собой ожившую тень. Следя за здоровьем человека, Мерис вовремя подмечал любые проблески недугов и выдавал необходимые травы. Словно на зло миру у Стефана было крепкое здоровье. И все же, Стефан стал угасать. И причиной тому стали вовсе не физические недуги. А ментальными, над которыми Мерис был не властен. Сходящий с ума, Господин бежал из столицы, взяв с собой лишь Раба. Боясь любой тени и лишь раз за разом переписывая завещание, Стефан все чаще говорил с собой, общался с тенями или вскакивал, несясь по коридорам. Видя это, Мерис чувствовал боль и крепнущую внутри пустоту. Ведь несмотря на все произошедшее, он все еще был благодарен этому человеку. За крышу над головой, теплоту, знания и дело, которое тот по-настоящему полюбил. Оттого все же написал письмо с просьбой о помощи в один из храмов, где таким безумцам помогали хоть чем-то. Умелыми речами успокоил Господина и исполнил его последний приказ - Почти не отходил от его постели, став в итоге тем, кто закрыл его глаза.
Гройсмейны с улыбками и облегчением провожали безумца в последний путь. С криками после расхватывали наследство. И с непониманием смотрели в сторону Мериса, не зная, что с ним делать. План родился у старшего из сыновей и нынешнего главы рода - Грегора. Став обладателем кольца, он не долго держал Мериса подле себя. Скорее, вначале присматривался, а после же дал заниматься тем, чего тифлингу так не хватало - практикой. Даже и не зная того, что перед входом к нему многие платят, Мерис снова занимался любимым делом - лечил других. Казалось, что тифлинг готов сутки напролет заниматься этим делом. А может так и было, ведь тифлинг получал от этой работы невероятное удовольствие. Удивительным образом он умел подбирать правильные слова, успокаивая пациентов.
Обвалы, пожары, несчастные случаи, бордели. Тифлинг всегда оказывался там, где нужна была помощь. Гройсмейны доверяли ему настолько, что без задней мысли отпустили по его просьбе в  Концентралий на “повышение квалификации”, отправив вперед необходимые деньги, да дав совсем немного на личные расходы.. Там, живя при стенах Церкви Белой Луны, тифлинг учился. И впервые начинал опасливо познавать мир вокруг себя. Далеко не всегда теперь ему удавалось быть незаметным, ведь во время практики не раз и не два его отмечали что специалисты, что прочие участники. Тогда случились первые неловкие попытки дружить. Тогда же впервые за долгое время вспыхнул госимый доселе интерес к женщинам. И был втоптан в землю смехом девушки, увидевшей его клеймо и “уродство”. Обида и злость к самому себе съедали его нутро в тот вечер. Но им не осталось места внутри, когда праздность улицы разрезал крик “Врача”. Ноги понесли его туда прежде, чем появились мысли. А увидев же потерявшего сознание человека с начавшей чернеть рукой, Мерис сразу приступил к работе. Тонкий порез с тыльной стороны ладони, казавшийся таким безобидным и простым, позволил проникнуть в тело яду, которым было смазано лезвие. Действуя быстро, Мерис, ценой отсеченной ладони и  огромных усилий со своей стороны, смог к рассвету стабилизировать состояние незнакомца и ушел, не спрашивая имени больного, да лишь оставляя рекомендации о лечении и к кому можно будет обратиться позже. Встречая рассвет с привычными уже короткой благодарностью Терезе и перебором четок, он не ожидал мельком среди толпы увидеть знакомый уже отчасти лик. И на ватных от усталости ногах все же пошел следом, стоило незнакомке поманить его рукой. О той встрече он не сказал никому. Но с тех пор, перебирая бусины и останавливаясь пальцами у раскрытых крыльев, невольно улыбался.
Вернувшись в столицу Фиеримора, Мерис предоставил весьма подробный отчет Господину. С трудом умолчав лишь о двух вещах - своем позоре и о своей особой встрече. Выйдя же из кабинета Грегора, тифлинг едва успел подставить руки, дабы подхватить начавшую падать незнакомую девушку. Выглядевшая еще секунду назад испуганной, она уже вскоре смотрела на него с нескрываемым любопытством и с улыбкой. Услышав же голоса, выбралась из хватки и смеясь побежала дальше. Именно такой стала его первая встреча с Аннет.
Еще совсем юная, она была невестой старшего из сыновей Грегора - Филипп. И она же с первых дней стала проявлять недюжий интерес к тифлингу. Пыталась поговорить. Тихонько сидела то и дело рядом. Или же наоборот просила объяснить ей те или иные вещи. Ее поведение вызывало вопросы, интерес смущал, но Мерис привык молчаливо сносить причуды господ. И словно зная это, Аннет начинала становиться все настырнее. Пока, в один из дней не задала прямого вопроса. “Ты ни разу не был с женщиной?”. Чувствуя небольшой укол, он смолчал, ожидая такой уже привычный смех. Но все было иначе. Выкрадывая свободное время, девушка теперь… учила его. Говорить, флиртовать, танцевать, правильно касаться, целоваться. Со смехом и шутками, но все выходило отчасти даже не плохо. Пока, во время одного из таких танцев их не поймал жених. Взбешенный, Филипп уже было поднял руку, чтобы ударить смиренно склонившего голову тифлинга. Но удар приняла Аннет. Заступилась. Устроила небольшой скандал, кроя в итоге отчасти обидным, но правдивым аргументом. “И ты ревнуешь меня к рабу не-мужчине?”. С тех пор весь дом словно начал закрывать глаза на их странные встречи. И словно чувствуя это, Аннет в итоге начала становиться смелее. И стала помогать становиться смелее и Мерису. Осторожными, но постоянными речами, она стала толкать его на мысль о том, что то, как он живет - не правильно. Что он может и сам выбирать что и как ему делать. Что он может в конце-то концов брать деньги за работу в свой карман, а не отдавать их Гройсмейнам. Последняя новость стала для тифлинга откровением. И, разозленный, он дождался аудиенции у Господина, где попросил рассказать сколько на самом деле стоила его, как все это время он наивно думал, безвозмездная помощь. И там же методично был поставлен на место, ведь он не кто-то. А “что-то”. Просто инструмент. Тот, кем был всегда до этого. Ситуация не поменялась. Просто стал меняться сам Мерис. Незаметно, но неотвратимо. И хоть Господин это чувствовал, он не знал, как это изменить, ведь прекрасно понимал, что тифлинг не простой слуга. А один из самых дорогих проектов почившего Стефана.
Странная дружба с Аннет в итоге стала причиной, по которой сним девушка начала проводить времени даже больше, чем с Филиппом. Чувствуя это, молодой человек пытался не раз и не два на публике принизить раба, указывая тому на его место. Но как и всегда, оскорбления проходили почти что сквозь него, а накопленные и вычитанные знания помогали дать ответ на слишком многие вопросы. Оставаясь снова и снова в дураках и понимая, что крыть может лишь своей свободой и “мужественностью”, Филипп стал пытаться утверждаться в других местах. Найдя публику в глотающих каждое его слово простаках, он стал больше пить, веселиться и играть. Играть, растрачивая крупные суммы. Получая каждый раз от отца, наследник срывался на невесте, а та снова и снова искала утешение в объятиях Мериса, “уязвляя будещего мужа лишь больше”. Замкнутый круг загонял Филиппа в больший омут. Пока он не проиграл не тем людям. И слишком большие деньги. Гройсмейны пришли в ужас, услышав эту историю. Хватаясь за головы и думая, как выбраться из этой ситуации, Грегор согласился на предложение Филиппа, начавшего уже потирать руки. Часть этой суммы проигравший отдал “уникальным, штучным товаром”. Часть этой суммы он отдал, передав Мериса, которому даже не дали возможности толком ни с кем попрощаться.
Все было почти как тогда. Разве что, подчеркивая его статус, ему оставили хорошую одежду и вещицы - листы бумаги, угольный карандаш и четки. Уже прекрасно понимая, что происходит, тифлинг все равно и слова против не мог сказать. Не тогда, когда на пальце вначале Филиппа, после Победителя, а после и работорговца оказалось это кольцо с крупным рубином. Он сам подставлял руки. Сам послушно осматривал рабов и смиренно, даже без привязи, ждал своей участи, впадая в странную полудрему, раскачиваемый волнами. В молчании перебирая деревянные бусины и касаясь крыльев, впервые за долгое время Мерис просил за себя. И после уже корил за то, что не просил за других.
Его освободило кораблекрушение. Запах дымящегося дерева, нарастающая паника и крики. И среди всего этого с каким-то незнакомым доселе эгоцентризмом тифлинг спасал только себя. И спасся. С откуда-то внезапно проснувшимся из того темного пятна в его памяти знании смог кое-как, но добраться до берега. Дрожа и лишь сжимая в руках четки, Мерис с просыпающимся осознанием начал смотреть в сторону моря. И со страхом незнания после стал смотреть по сторонам. Бесцельно бродящим и чуть простывшим его нашли стражи. Желая как можно скорее замять дело, его припрятали в одной из многочисленных портовых сторожек. Но, как только стало ясно, что тифлинг врачеватель, вначале решили подождать. А после и вовсе отказались от решения спровадить того куда подальше, предоставив вместо этого скромную комнатшку. Ему не задавали вопросов. Мерис не говорил лишнего и начал уже вскоре принимать солдат, моряков и портовых шлюх. Он просто снова делал свою работу, ничего не прося. Так же, как и всегда.
Характер
Мерис - не привлекающая к себе внимания тень. Будь он человеком, то словно и вовсе бы не существовал для этого мира. Но судьба распорядилась чуть иначе. Возможно по этой причине стал именно таким.
Не зная толком иной жизни, кроме рабской, тифлинг редко смотрит другим в глаза, предпочитая смотреть вниз. Он говори тихо, почти без интонаций, очень спокоен и редко в целом показывает хоть какие-то эмоции. Забитый скорее даже ментально, он твердо убежден в собственном уродстве, несостоятельности как личности и как мужчины. Единственным же моментом, когда весь он словно преображается, становится работа. В такие минуты в голосе проскакивает то нежность, то сталь. Общаясь с пациентами, Мерис проявляет удивительную эмпатию. Возможно здесь играет роль его происхождение, но он умеет сделать так, чтобы ему доверились и сказали то,что поможет понять лучше “историю” болезни. Работая же, всего себя тифлинг всегда отдает делу. Он сражается за тех, кого спасти можно. Работая с один, он вложит все и больше, чтобы тот смог пойти дальше. Работая же со многими с холодным прагматизмом Мерис проходит мимо тех, кто безнадежен. Для него жизнь одного никогда не важнее жизней десятка, если только не будет дан обратный указ. Всегда желая помогая другим, он так же знает, что спасти всех невозможно. И даже приложив все усилия, тои дело нельзя спасти того, кого уже зовет Смерть. Его переживания и слезы кончились еще во время обучения. И нет. Это не черствость. Это просто уже правда жизни, к с которой приходиться выходить к ожидающим слов друзьям или родственникам недавнего пациента. В такие моменты у тифлинга словно проявляется стержень и даже силы перечить. Но лишь в эти моменты.
Как только перестает быть нужен лекарь, тифлинг почти сразу теряется. Куда-то пропадают все силы спорить и отстаивать “свое”. Он молчаливо уступает, не смеет первым начинать разговор, и снова и снова извиняется даже за пустяки перед другими. Мерис не привык и не умеет толком спорить. И даже не может слова сказать, когда кто-то трогает его вещи. Потому как в его понимании именно ему не принадлежит в этом мире ничего. Даже собственная жизнь. Разве что, единственным исключением стали деревянные четки. В этом мире мало кто решался взять их на “побаловаться”. И те же редкие шутники после говорили о том, что до этого такой спокойный Мерис словно становился сущим дьяволом, который в попытках вернуть свое мог даже наброситься с кулаками. О том, что происходит во время таких коротких вспышек гнева сам тифлинг едва ли помнит. Но после лишь теснее прижимает к себе четки, любовно перебирая бусины и крылья. Мерис слишком боится потерять навсегда единственную вещь, к которой успел по настоящему привязаться. Ведь он итак уже терял слишком много людей, к которым успевал привыкнуть. По этой же причине, кажется, никогда не сможет нормально дружить. Ведь “дружить можно лишь с равными”. А привязываться к тем, кто в любой момент может исчезнуть - слишком больно. Но даже зная это, остается чрезмерно падким на ласку что в словах, что в прикосновениях.
Не считая себя достойным раскрыться и просить помощи у других, успокоение привык находить в книгах и религии, из-за чего его можно назвать очень даже набожным. Правда этим не смеет “тыкать” других, ведь всегда ниже любого из своих собеседников в иерархии.
Внешность
Рост 1,92 м. Вес 79 кг.  Одежду носит в основном серую или в целом не маркую. А вообще надевает то, что дают, не смея задавать лишних вопросов.
Высокий и худощавый, тифлинг невольно притягивает к себе взгляды. Несмотря на отсутствие рогов, на человека он не похож вовсе. Причиной тому служит темно синяя кожа, сплошь и рядом покрытая непонятными узорами, складывающимися то и дело даже в какие-то символы. Среди них все же выделяется крупное и по своему уродливое рабское клеймо на груди.  Короткие, черные на первый взгляд волосы также отливают синевой на солнце. При более близком рассмотрении оказывается, что в целом Мерис покрыт коротким и очень приятным на ощупь мехом. Глаза янтарные и в них едва различим переход между белком и радужкой. Та просто кажется чуть ярче и насыщеннее. Зрачок же в привычном словно отсутствует вовсе. Уши по форме похожи на эльфийские. Короткие но весьма подвижные, что позволяет даже чуть поворачивать их в сторону звука. Правда, наиболее приметными и причудливыми покажутся конечности. Верхние трехпалые и нижние - двупалые. Несмотря на это, он ими мастерски управляется и способен делать даже ювелирную то и дело работу, орудуя инструментами во время операций. Эти пальцы длиннее человеческих и очень цепкие. На правой руке заметен шрам от ожога. И если с руками все более менее привычно, то с ногами они чуть большие. Имея иную форму стопы, тифлинг чаще всего обматывает ноги тряпками и бинтами. По этой причине не очень любит зиму, так как чаще всего во время нее мерзнет даже в помещениях. Также Мерис является обладателем длинного гибкого, сильного и подвижного хвоста. Привыкнув уже к нему, способен с помощью него закрывать двери и даже держать многие вещи. Нередко тифлинга можно заметить читающим какие-то книги или перебирающим записи, в то время как хвостом он будет держать чашку. Иногда возможны моменты, когда, работая руками, хвостом он уже держит книги, не испытывая почти никаких сложностей.
Тифлинг ходит очень тихо. Его походка плавная и даже по хищному прыгучая. Все его тело словно было создано для движения и без этого почти чахнет. Словно противится чему-то. Возможно оттого несмотря на мастерское умение держать все проявление эмоций под контролем, Мерис до сих пор не может в минуты волнения или во время редких вспышек недовольства уследить за хвостом, который начинает извиваться или бить по собственным ногам.
Мужчина очень чистоплотен. Он привык тщательно следить за собой и за тем пространством, что его окружает. Ибо “не дело, если врач - свинья, а рабочее место - помойка”. Поддерживает Мерис в том числе и опрятный вид. Правда то и дело, имея выбор, может надеть не очень сочетающихся цвета, ибо плохо их различает.

Отредактировано Мерис (2020-12-17 21:04:53)