Трепещущее сладострастие овладело телом и разумом высшего эльфа, заковывая его в нескончаемую дрожь от пьянящих чувств и дразнящих касаний, всё более освобождая того от кандалов морали и нравственности. Граница меж дозволенным и запретным размазалась, стёрлась, весь мир позабылся, остался только Касан, которому хотелось отдаться, отдаться, отдаться, растворившись в нём, принеся себя в жертву. Ив ненасытным взглядом пожирал лик своего обольстителя, в то время как Касан смотрел на него торжествующе-властно, взглядом, как бы говорящим "ты принадлежишь мне", что заводило ещё больше. Взгляд же эльфа был опьянённо-покорным, жаждущим до безумия - одним им он на всё автоматически говорил "да".
Во время поцелуя, прожигающего губы насквозь, Ив нежно-жадно гладил Касана, теряясь пальцами в его волосах, проходясь всё запоминающими касаниями по узору дредов, собранных сзади в хвост, переходя на выточенные как из мрамора скулы, покрытые нежнейшим бархатом голубоватой шерсти, на щёки, шею, где явственно ощущалась сильная пульсация. Он бы "разглядывал" Касана пальцами и дальше, ниже, но тот, прервав поцелуй, продолжил ласки, от которых разомлевший эльф сначала тихо хихикал - как же щекотно! - а потом застонал, заходясь в дрожи, то ли от боли, то ли от удовольствия, то ли от их пьянящего смешения. Пальцы, находившиеся тогда на шее и плече Касана, впились в бархатистую кожу, и чем страстнее были ласки козлика, тем сильнее Ив сжимал его, впрочем, едва ли тому было больно.
Мир расплылся окончательно, и Ивармнуаль теперь видел лишь мелькающие разноцветные пятна, калейдоскоп невообразимых узоров, от которых кружилась голова. Касан расплылся синим пятном, по которому расползлись разноцветные цветочные узоры, и Ив, не в силах выносить эту вакханалию, закрыл глаза, отдавшись забвению слепой страсти. Руки, слегка холодные для разгорячённого Касана, блуждали по его плечам, сильным, мускулистым рукам, рельефным широким ключицам, по его груди, зарывались в длинную мягкую шерсть, которая там росла. Порхающие пальцы прошлись вниз по дорожке длинной шерсти, мимолётно ощупывая очерченный, твёрдый, точно из камня выточенный, пресс, наткнувшись на ткань шароваров. Хотелось всё большего, всё запретнее, всё упоительнее, и Ив, погладив бёдра Касана по бокам, через ткань штанов, всё приближаясь к центру, но оставаясь на грани, после которой назад пути не было, медленно приблизился к границе между шароварами и голым телом обольстителя. Дрожащими пальцами он развязал узел, ослабил завязки и жадным, но всё же аккуратно-боязливым движением заполз под ткань, встречая там всю ту же шёлковую шёрстку, местами сменяющуюся на шерсть длиннее и гуще.
- Обещай, что возьмёшь меня однажды, полностью, всего, - после очередного тихого стона сладострастно прошептал Ив, круговыми движениями поглаживая низ живота того, кого сейчас хотелось называть своим божеством. - Если не здесь, то потом, где-нибудь... обещай, что я буду твоим... - поток безумного шёпота прервал ещё один стон.
Оберон, тем временем с видом хозяина этой вечеринки приседший на пень и лениво попыхивающий трубкой, выпуская причудливые - в виде цветов и животных - облака дыма, наблюдал за страстью этих двоих, иногда хмыкая себе под нос и улыбаясь как-то покровительственно. Он своё дело сделал - освободил желание этих двоих и особенно зачморённого своей мамкой эльфийского мальчика; он разрядил это напряжение, и оно нашло выход... пока в этом. Что будет между ними дальше, за пределами этой поляны, Оберона не волновало, пусть сами потом разбираются. Он хищно следил за движениями каждого, контролируя: пусть себе тешатся да дразнятся, но откровенной содомии в своём фейском царстве король не потерпит, пусть ищут другое место.
Когда Ив заполз под шаровары Касану, брови Оберона взметнулись вверх, улыбка сошла с губ, взгляд стал серьёзным: посмеет ли этот распалённый юнец распускать руки и дальше? В Касане-то фейный король был уверен, тот, каким бы укуренным ни был, сохранял самообладание на достаточно адекватном уровне, чтобы не связать себя мужеложством, о котором будет жалеть трезвым. Хотя вода камень точит...
Ив же жадно, дрожа в попытке сдержать свои желания, гладил чресла бирюзового красавца, с каждым миллиметром приближаясь всё ближе к центру, зарывался в густую шерсть. Он чувствовал изгибы завораживающе красивого тела Касана, чувствовал пульсации примерно на уровне своего живота, касания, от которых сладкая, дурманящая страсть и эйфория стекали вниз, расплываясь теплом. Было какое-то странное предвкушение, превосхищение, натянутость неописуемых чувств, от которых хотелось стонать, рыдать и смеяться одновременно, от которых эльфа трясло как осину. Пусть его освободят от этих чувств! Они были невыносимы. Касан кружил голову, факт того, что он существует, есть в этом мире, опьянял, возносил до небес, одновременно с тем подрезая крылья.
Хотелось быть с Касаном, всегда, быть с ним, его, принадлежать ему и только ему.
Неужели это то, что они называют любовью?..
- Касан, я... - а что он?.. какое слово было ёмким для этих разрывающих чувств?..
Ив уткнулся лицом в своего возлюбленного, смачивая шёрстку горячими слезами то ли счастья, то ли скорби, то ли боли, то ли наслаждения. Кружилась голова, ноги подкашивались, сознание уплывало куда-то, приближая забвение, и эльф, как будто торопясь, боясь не успеть, потерять, непослушными, дрожащими руками ухватился за ткань шароваров, попытался потянуть их книзу... но движения его ослабевали, а тело обмякало.
Слабый и не привычный к таким опьянениям, Ив не выдержал накала и медленно терял сознание, вырубаясь, погружаясь в тьму крепкого отрезвляющего сна. Пара мгновений - и в руках Касана в очередной раз было безвольное тельце, которое теперь едва ли скоро придёт в себя.
- Мэх, ну вот, а я ждал продолжения, - пробубнил Оберон тоном, по которому было понятно - за продолжение он бы оторвал головы обоим. - Касан, сгружай балласт куда-нибудь и присядь. Поговорить надо. О, и завари нам по чашечке, что ли. Если в состоянии, конечно.
Оберон был непривычно хмур и серьёзен.
